автореферат диссертации по информатике, вычислительной технике и управлению, 05.13.06, диссертация на тему:Микропроцессорные системы управления и распознавания для агротехнологий

Московский государственный университет имени М.ВЛомоносова

Диссертационный совет (Д.501.001.16) I по философским на\ <и

На правах рукописи

АШКЕРОВ Андрей Юрьевич

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ

Специальность 09.00.11 — социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

МОСКВА

2005

Диссертация выполнена на кафедре социальной философии философского факультета Московского государственного университета им. М.ВЛомоносова

Научный консультант — доктор философских наук,

профессор К.Х.Момджян

Официальные оппоненты

доктор философских наук, член-корреспондент РАН Б.Г.Юдин

доктор философских наук, профессор В.С.Барулин

доктор философских наук, профессор В.И.Коваленко

Ведущая организация — Институт философии

Российской академии наук

Защита состоится 5 декабря 2005 г. в 15.00 на заседании Диссертационного совета (Д.501.001.16) по социальной философии в Московском государственном университете им. М.В.Ломоносова по адресу: 119899, Москва, Воробьевы горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, 11 этаж, аудитория 1161.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки им. А.М.Горького (МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов).

Автореферат разослан

. 2005 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, Кандидат философских наук, доцент

В.С.Кржевов

Актуальность теми диссертационной работы. Трансформация вопроса о человеческой сущности в вопрос о человеческой идентичности имеет относительно недавнюю историю. Данная трансформация непосредственно связана со становлением глобальных форм «общественной связи» (К.Маркс), которое вершится под знаком распространения влас-га экономикоцентристских обществ современного Запада. Можно без преувеличения сказать, что данная трансформация определяет собой как контуры современного отношения к человеку, так и контуры современных социальтм отношений. Степень актуальности данного диссертационного исследования. непосредственно связана со стремлением ее автора обосновать значение социальной антропологии в прояснегши/конструировании этих контуров и в переосмыслешш/реактушшзации классического философского вопроса о том, что есть человек. Заново обозначенный на излете эпохи Просвещения Иммануилом Кантом1, этот вопрос стал не просто предметом размышлений первых социальных антропологов, с самого момента возникновения социальной антропологии он явятся поводом для сравнительного исследования человеческих идентичностей. Общей стратегией этого исследования стало (отчасти вдохновленное наследием Жан-Жака Руссо2) обращение к опыту Другого, предполагавшее изучение социокультурных различий, конститутивных для людей, которые относятся к разным (и прежде всего к так называемым «первобытным») обществам3 (или к разным общественным группам внутри одного общества).

1 Кант И. Антропология с прагматической гочкй грсния. - СПб.: Наука, 1999. - 471 с. Кант И. Критика практического разумаУ/Сочинсння. В 8-ми т. Т. 4. - М.: Чоро, 1994. - с. 153-246. Кант И. Осноноположения метафизики нравов.//Сочинения. В 8-ми т. Т. 4., 1994. - с. 373-565. Кант И. Ответ на вопрос что такое Просвещение?//Сочинения в 8-ми т. Т. 8. - М.: Чоро, 1994. - с. 29-37. Кант И. Предполагаемое начало человеческой истории./-'Сочинения в 5-ми т. Т. 8, -М.: Чоро, 1994. - с. 72-88.

1 Руссо Ж-Ж. Об общественном договоре, или принципы политического права.//Об общественном договоре. -М.: «КАНОН-пресс», «Кучково полю», 1998. - с. 322. Руссо Ж-Ж. Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между Л£одьми//Исповедь и другие работы - М,: АСТ, 2004. Руссо Ж-Ж. Рассуждение, получившее премию дижонской Академии в 1750 году ко вопросу, предложенному этою же Академией; «Способствовало ли возрождение, наук и искусств очищению нравов?»//Исповедь и другие работы - М.: АСТ, 2004.

1 Гирц К. Влияние концепции культуры на концепцию человека.//Литология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры, - СПб.: Университетская книга, 1997. — с, И5-138. ГйрцК. Интерпретации култлур -М.: РОССПЭН, 2004. Кребер А. Конфигурации развития культуры.//Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга. 1997. — с. 465-499. Кребер А. Стиль и цивилизации.//Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 225-271. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. - М: Педагогика-пресс, 1999. - 605 с. Леви-Строс К. Неприрученная мысль //Первобытное мышление. -М.: Республика, 1994.

Леви-Строс К, Структурная антропология. - М.: Наука, 1985. - 536 с. Леви-Строс К. Три вида гуманизма.//Первобытное мышление. - М.: Республика, 1994. - с/15-18. Малиновский Б. Научные принципы и методы исследования культурного изменения.// Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 371-384. Малиновский Б. функциональный анализ.//Антология исследовании культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 681-702. Мосс М. Об одной категории человеческого духа: понятие личности, понятие «Я».//Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. - М.: Над. Фирма «Ноеточны литература», 1996. - с. 264-292. Мосс М. Очерк о даре //Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. - М: Изд. фирма «Восточная литература», 1996. - с. §3-222. Радклиф-Браун А. Историческая и

функциональная интерпретации культуры и практическое применение антропологии в управлении туземными народами.// Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с.633-635. Радклиф-Ераув. А. Метод в социальной антропологии. - М.: Канон-пресс-ц, Кучково поле, 2001. ~ 456 с. Тэйлор Э. Е. Первобытная культура. - М.: ГосПолитиздат, 1989. Уайт Л. История, эволюционизм и функционализм как три типа интерпретаций культуры.// Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 559-590. Уайт Л. Наука о культуре.//

В диссертации последовательно реализуется стремление избежать как крайностей «субъективизма» (отличающих некоторые работы экзистенциалистского, персоиалистского, феноменологического толка), так и крайностей «объективизма» (характерных доя некоторых последователей марксизма, функционализма, системного анализа и т.д.). В современном социально-философском познании первая крайность дает о себе знать в отсутствии внимания к объективированным формам существования личности, которое сводится лишь к сумме портретных черт и биографических атрибутов, не получаюндах социально-теоретического прочтения. Вторая крайность проявляет себя в отсутствии внимания к разнообразным формам субъективации, с которыми сопряжена социальная жизнь, предстающая при подобном подходе лишь как процесс бесперебойного функционирования общественных институций. Трансформировать вопрос о человеческой сущности в вопрос о человеческой идентичности можно, на взгляд автора диссертационной работы, лишь преодолев обе указанные крайности.

Автор исходит из тезиса, согласно которому проблематизация человеческой идентичности оказывается возможной в том случае, когда, с одной стороны, различия между людьми рассматриваются с точки зрения социокультурных различий, а с другой - контуры человеческого бытия намечаются в процессе проведения различий между «собой» и «другими». Это понимание социальной жизни составляет кредо социальной антропологии. Позволяя избавиться и от «сдержек» натурализма и от «противовесов» антинатурачюма, данная постановка вопроса предоставляет возможность поставить под вопрос традиционную для социально-антропологического познания дихотомию природы и духа, довлеющую над современным познанием в форме ложной альтернативы между теорией и практикой.

В основе подхода автора работы лежит представление о том, что не существует ничего более далекого от практической деятельности, нежели прикладное знание, чурающееся проблем человеческой идентичности. Вместе с тем, нет и ничего более далекого от теории, чем теоретическое знание, не готовое отнестись к человеческой

Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 141-156. Уайт Л. Концепция эволюции в культурной антропологии.// Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 536-558. Уайт JI. Понятие культуры.'/ Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация кулг.туры. . СПб.: Университетская книге, 1997. - с. 17-48. Уайт Л. Энергия и эволюция купьтуры.// Антология исследований культуры. Т. I. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 439-464. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М„ 1980. Эванс-Причард О. Сравнительный метод в социальной антропологии.// Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. - СПб.: Университетская книга, 1997. - с. 654-680.

идентичности как к постоянно возобновляемой практике, меняющейся от одной исторической эпохи к другой.

Актуальность данного диссертационного исследования не в последнюю очередь обуславливается заключенным в нем стремлением преодолеть этот разрыв между теоретической и практической ангажированностью современного социально-философского познания, которое в действительности немыслимо ни без постоянного прояснения эпистемологических ориентиров, ни без подробной детализации исторических форм человеческого существования. Неоценимый опыт того и другого может возникнуть при обращении социальных философов к текстам современных социальных антропологов. Подобное взаимодействие может сыграть исключительную роль для понимания феномена человеческой идентичности в эпоху становления «глобального мира», когда проблема ее отстаивания и обоснования стоит как никогда остро.

Степень разработанности темы диссертационной работы. Классические социально-антропологические исследования внесли неоценимый вклад в снабжение гуманитарно-научных и социально-научных дисциплин новыми сведениями эмпирического порядка, однако остались вторичными с точки зрения своей концептуальной оснастки. Разделяя взгляды своих современников - сторонников позитивистской социологии, социальные ашропологи XIX и первой половины XX века (прежде всего эволюционисты) фактически превратили социальную антропологию в область эмпирического доказательства позитивистского тезиса об особых прерогативах абсолютного наблюдателя, взирающего на социальный мир «свысока» и «со стороны». Стремясь исследовать первобытные, экзотические, а в более широком плане и просто не-западные общества, социальные антропологи-классики видели в этих обществах лишь несовершенную проекцию западной цивилизации. Социальная, культурная и историческая дистанция, отделявшая общество, к которому принадлежали исследователи, от общества, которое они отправлялись изучать, воспринималась как достаточное условие для того, чтобы местные жители, становящиеся предметом внимания антрополога, расценивались как «дикари» и «варвары». Сам факт наличия указанной дистанции воспринимался при этом как достаточное условие для того, чтобы считать ее абсолютной (или почти абсолютной) и брать на себя функции наблюдателя-демиурга (выступающего в роли образцового «субъекта» и оставляющего на долю представителей исследуемых народов роль коллективного «объекта»). Исследовательская миссия антропологических экспедиций совпадала при этом с цивилизаторской миссией западных обществ по отношению к не-западным.

Модель так называемого «включенного наблюдения», Ни Б.Малиновский с его моделью «включенного наблюдения», ни КЛеви-Строс с его посткантианским гуманистическим «универсализм» К.Леви-Строса так и не предоставили решения проблемы дистанции между западным наблюдателем и не-западным наблюдаемым, которая стала образцовым выражением господства субъект-объектной дихотомии в социальном познании как таковом. В соответствии с рецептурой Б.Малиновского, исследователь, по сути, уподоблялся лазутчику, пытающемуся быть «в точности» как туземец. Рецептура К.Леви-Строса предполагала иное, более масштабное уподобление: любой западный человек объявлялся «таким же, как» первобытный, и наоборот. При этом если в нервом случае театральность производимой процедуры

рассматривалась как необходимое условие познавательного процесса, то во втором она попросту не замечалась, во имя превращения цивилизации в «коалицию культур» (КЛеви-Строс).

Существенное продвижение в области социально-антропологических исследований стало возможным благодаря сближению социальной антропологии с философией и социологией, обернувшееся возникновением экзистенциальной антропологии и теории жертвоприношения Ж.Батая, «философской антропологии» (М.Шелер, Х.Плеснер, Л.Гелен), социологии цивилизации и исторической социологии Н.Элиаса, «археологии знания» и «генеалогии властго> М.Фуко, «структурного конструктивизма» и теории габшуса ГГ.Бурдье, отологии «общественного бытия» Д.Лукача, феноменологической социологии и социальной феноменологии (М.Мерло-Понти, А.ПЬоц, П.Бергер, Т.Лукман, Р.Коллинз и др.), теории структурации и социологии повседневного действия Э.Гидденса, антропологии деколонизации и теории ориенталистики Э.Саида, шгтерпретативной (герменевтической) антропологии (К.Гирц) и социально-исторической герменевтики (ПРикер), деконструктивизма (Ж.Деррида, П. де Ман, Ж-Л. Нанси, Ф.Лаку-Лабарт), антропологии письма (текстуальной антропологии) (Дж.Юшффорд, Ш'абиноу и др.), феминистской социологии и антрополопщ (Ю.Кристсва, Дж.Батлер, Г.Рубин и др.), постмодернистской социологии виртуальности (Ж. Бодрийяр м его последователи), философии смысла и теории шизоанализа Ж.Делеза и Ф.Гватгари, исторического функционализма ПЛумана и теории коммушпеативпого действия Ю.Хабермаса, постлакановской психоаналитической антропологии С.Жижека, «драматургической» социологии И.Гоффмана, «эпгометодологической» теор1ш Г.Гарфинкеля, теории социальных сетей Б.Латура, социологического и антропологического конструктивизма Б. Андерсона, критики «цинического разума» П.Слотердайка и т.д.

В отечественной литературе тенденция к взаимообмену между антропологией, философией и социальной теорией наиболее полно проявилась в работах В.С.Барулина (социально-философская антропология, концептуализация нематериальных аспектов человеческой деятельности), А.Л.Кара-Мурзы (опгологизация проблематики социальной деградации, дискурсивная модель реконструкции форм исторической самоидентификации), А.А.Гусеейнова (гипотеза о стадиальном происхождении нравственности, философское обоснование этики1 ненасилия), Л.М.Дробижевой (теория «этносоциологии», модель инструмепталистского анализа этнической идентичности), Н-Н.Козловой (концепция «наивного письма», «социально-историческая антропология»), В.С.Малахова (философский анализ национализма, исследование феномена национальной идентичности), ВЛЗ.Миронова (онтология коммуникативных форм, семиотическая модель культурного взаимодействия), К.Х.Момджша (социально-философский анализ деятельности, аналитика родовых черт человека, классификации потребностей), А.С.Панарина (политология повседневности, антропологический анализ глобализма, компаративистика социально-исторических типов), В.АЛодороги («феноменология тела», «аналитическая антропология», философская проблематизация визуалыгости), Н.Е.Покровского (социология досуга, туризма, потребительского поведения), В.В.Радаева (теория «экономической социологии», социологизация проблематики рыночных отношений), А.М.Руткевича (реактуализация наследия «философской антропологии»), Ю.ИСемеиова (социально-философское исследование ашропосоциогенеза, анализ происхождения и развития основных общественных институтов, марксистская модель

физической и экономической антропологии), В.С.Степина (классификация форм рационального мышления, концепция «постнеклассической рациональности»), В.АЛишкова (теория этнической идентичности, концептуализация этнологического конструктивизма, аналитика м>иьтикультуральных сообществ), А.Ф.Филиппова (стратегия социологизации интеллектуальной биографии, социальная морфология пространственной идентичности, социология исторической событийности), Б.Г.Юдина (обоснование интегрального вйдения гуманитарно-научного познания, концептуализация биоэтики)

Концептуализация основной темы диссертационной работы была бы немыслима без обращения к творчеству Жан-Люка Нанси1, Пьера Бурдье2 и Мишеля Фуко3.

Жан-Люк Нанси радикальнее других современных мыслителей ставит вопрос о конце антропоцентристского субстанциализма, обнаруживая следы его следы в огромном множестве философских систем - от экзистенциализма до персонализма и от теологии до марксизма. Как констатирует Нанси, вопрос: «Что есть человек?» является неразрешимым, поскольку любое решение того вопроса сопряжено с гипостазированием некой произвольно взятой атрибуции человеческого существа в качестве его сущности. Если у Ж.-П.Сартра сущность обреталась человеком после обретения им существования, то у Ж.-Л.Нанси человеческая сущность «так никогда и не приходит». Человеческое существо оказывается, таким образом, существом-без-сущности. Человек существует, причем существует в модусе тотальной феноменальности, как существо-явлешюе-в-показе. Стремясь освободить исследование человека от бремени метафизики, а философию - от метафизического гуманизма, Нанси утверждает, универсализация различных типов социального существования под эгидой инстанции, которая пышно именуется «единое человечество», невозможна. Нельзя обнаружить и потаенный «план природы» (И.Кант), довлеющий над жизнью каждого человеческого существа. По сути, «деконструкгависткое» отношение к гуманистическим философиям совпадает у Нанси с желанием избавшъся от излишней семантгоации проблемы человеческого существования: в большинстве постановок вопроса о человеческом существовании доя французского философа слишком много «литературы». В поисках

1 Нанси Ж-Л. Бытие единичное-множественное, М., 2004. Нанси Ж-Л. СегодняУ/Ad Margmem'93. Ежегодник. - M.: Ad Marginem, 1994. Нанси. Ж-Л. Техника и природа (беседа с Е. Пегровской).//Логос.1997, №9. Нанси Ж-Л. Corpus. - M: Ad Marginem, 1999. - 255 с.

2 Бурдье П. За социологию социологовУ/Просгранство и время в современной социологической теории. - М.: Ия-т социологии РАН 2000. - с. 5-9. Бурдье П. КодификацияУ/Начала. - M.: Socio-Logos, Ï994. - с.117-132. Бурдье П. Мертвый хватает живогоУ/Социология политики. - M.: Socio-Logos,1993. - с. 263-308. Бурдье П. Объективировать объективирующего субъектаУ/Начала. - M.: Socio-Logos, 1994. - с. 141-146. Бурдье П. От правилак стратегиямУ/Начала. —M.:Socio-Logos, 1994.

Бурдье П. Практический смысл. — М, СПб.: Алетейя, 2001. - 562 с. Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть.//Начала - M.: Socio-Logos, 1994. - с.181-207. Бурдье П. Физическое и социальное пространство: проникновение и присвоение.// Социология политики. - M.: Socio-Logos, 1993. - с.33-52.

3 Фуко М. Воля к знанию.//Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. - М. : Касталь, 1996. -с. 191-204. Фуко М. Герменевтика субъехтаУ/Социо-Логос. - М.: Прогресс, 1991. - с. 284-314. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. — СПб.: Университетская книга, 1997. - 575 с. Фука М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. - M.: Ad Marginem, 1999. - 480 с. Фуко М. О трансгрессииУ/Танатография Эроса. — СПб.: Мифрил, 1994. — 111-131. Фуко М. Порядок дискурсаУ/Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. - М.: Касталь, 1996. - с. 47-96. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. - СПб. : A-cad, 1994. Фуко M Что такое ПросвещениеУ/Водросы методологии. 1996, №1-2.

дессментизированной (и десемаитизирующей) инстанции человеческого бытия Нанси обращается к категории тела, которое, по его представлению, в той же мере продуцирует смыслы, в какой и обозначает предел смыслообразования. Способствуя циркуляции смыслов, тело одновременно выступает как препятствие их возможной тогализации в форме «Духа», «Бога» или (не в меньшей степени) «Человека». Воспринимая тело как нечто единичное и одновременно множественное («единичное-множественное»), Нанси приходит к всеобъемлющей унификации тел в качестве сингулярных объектов. В той мере, в какой Ж.-Л. Нанси все более склоняется к тому, чтобы рассматривать индивидуальные человеческие проявления как условие причастности к некой всеобщей биосоциальной матрице человеческого бытия, построения французского мыслителя начинают играть роль самой продуманной и последовательной онтологии и антропологии глобализующегося мира.

Пьер Бурдье делает ставку ira анализ взаимосвязи определенных форм социальной организации с характером распределения и перераспределения социальных ресурсов (в терминологии французского социального теоретика «капиталов»), позволяющими осуществлять доминирование в той или шгой области социальной жизни (он называет эти области «полями» или «подпространствами» социального пространства). Французский мыслитель основывается па том, что человеческое существование всегда социально, а дифференциация «полей» или «подпространств» неизменно выражает разграничение видов власти. Таким образом, власть, представленная в виде «капитализированных» ресурсов, становится средоточием общественного бытия человека. «Капитализация» ресурсов, осуществляемая как посредством создания/обретения специфического оргашоационного арсенала, так и посредством усвоения необходимых поведенческих техник и ментальных особенностей, определяет рамочные условия пребывания человека в обществе. В первом случае «капитализация» выражается в объективации, когда обретаемый «капитал» приобретает характеристики материального свойства, во втором - она предполагает становление особых субъективных качеств, «капитал» при этом оказывается суммой качеств, усвоенных и демонстрируемых на телесном уровне. Разграничение конкретных видов социальных капиталов осуществляется в соответствии с поляризацией его «институализировагшого» и «инкорпорированного» состояний. Соответственно, самым «материализуемым» капиталом, согласно II. Бурдье, оказывается экономический капитал, а одним из наиболее виртуальных -интеллектуальный капитал (принимающий форму знаний и навыков концептуализации). Борьба за разнообразные «капитализированные» ресурсы составляет, rio ИБурдье, лейтмотив общественной жизни. Эта борьба служит одновремешю следствием и причиной поддержания всей системы социальных различий. Вместе с тем, сама она никогда связана с их непосредственной фиксацией. Напротив, борьба за распределение и перераспределение капиталов, совпадает с беспрестанно возобновляемой практикой различения, в форме которой принцип «разделяй и властвуй» («Divide et impera») каждый раз получает новое и неповторимое прочтение. Выявляя специфическую антропологию в социологических построениях Бурдье, можно усмотреть в них попытку имплантировать атрибуции экономихоцентристского поведения на уровень человеческой телесности, характеризуя с их помощью глубинные слои человеческих установок и мотиваций. Обоснованием подобной имплантации выступает бурдьерианская теория социоанализа, а се эпифеноменом становится габитус (habitus), понимаемый

французским автором, как единство социальных и ментальных структур. Социология габитуса предстает, таким образом, как полномасштабная антропология неозкономического человека.

Мишель Фуко представил наиболее последовательную программу «пробуждения» от того, что он называл «антропологическим сном». Критика антропологии сопровождалась у него уходом от концептуальных ходов, предложенных последователями феноменологии и философской герменевтики. В «Словах и вещах Фуко констатировал, что человек представляет собой недавнее изобретение, сама возможность которого связана с кризисом классической познавательной эпистемы. В той же книге философ обратился к читателям со знаменитым пророчеством о том, что недалеко то время, когда человек исчезнет как фигура на прибрежном песке. Вопрошание о человеке в горизонте его неизбежного и относительно скорого исчезновения, было, по мнению Фуко, предпосылкой исследования человеческого существа как познавательной категории, имеющей специфическую историю развития и применения. Пытаясь увязать свое происхождение с работой, которую он совершает, человек обнаруживает лишь то, что система социальных отношений, связанных с трудом и производством, уже предшествует приложенным усилиям. Стремясь найти основания своей неповторимости в принадлежности к миру живых существ, человек сталкивается с тем, что все эти основания возникли до него. Наконец, ища подтверждения собственной исключительности в язьпсе, на котором он говорит, человеческое существо обрекается на осознание того, что произносимые им слова долговечнее его памяти. Желая обрести свое первоначало, человек обнаруживает лишь собственную конечность, фатальную ограниченность своих возможностей. Из этого могут последовать противоречащие друг другу выводы. Можно соблазниться антропологическим мифом о блаженной самодостаточности человеческого существа (принявшего облик «трансцендентального субъекта», который сам себе основание и опора). А можно обратиться к тому, что Фуко называет «антропологией конкретного человека» (восприняв «трансцендентальную субъективность» как дискурсивную функцию). Проект «антропологии конкретного человека» и есть первый проект исследования человеческой идентичности, которая представляет собой инстанцию неразличимости человеческого в человеке, рубеж его исчезновения и одновременно передний край поиска. Осуществление данного проекта было сопряжено у Фуко с ре актуализацией опыта древних «техник себя» и античной идеологии «заботы о себе», которую философ счел более соответствующей его идее Современности, нежели христианская идеология «заботы о других».

Предмет и объект диссертационной работы. Обращаясь к теме измерения социальных, культурных и исторических дистанций между различным обществами, автор работы стремится избежать мифа о «готовом» объекте исследования - один из главных теоретических мифов, который является достоянием не только антропологии (вместе с огромным количеством социально- и гуманитарно-научных дисциплин), но и философии. При этом в работе не просто констатируется «сконструированпость» объекта социальной философии и социальной теории, но на материале анализа категорий «природа» и «культура» выявляются разнообразные (и иногда даже полярные друг другу) стратегии его конструирования.

Эти стратегии сопрягаются с деятельностью представителей наиболее известных направлений и школ социально-антропологического познания. Анализ этих стратегий отражает общую тенденцию эволюции обществознания, переносящего акценты своего внимания с изучения «объектов» на описание стратегий.

При этом фиксируется предметная область социально-антропологических исследований, которая при изучении человеческого существа открывается в пространстве между исследованием форм социальной практики и практикой (само)наблюдсния в обществах различных чипов, а при изучении социальной реальности - в пространстве между отношением к социальному фаК1у как к вещи (Э.Дюркгейм) и отношением к вещи как к социальному факту (М.Мосс).

Также в работе выделяются две основные модальности предметного самоопределения социальной антропологии: этнологическая (этнографическая) и семиотическая. Первая модальность связана с наследием классической антропологии (эволюционизм, диффузионизм, функционализм и -их современные ответвления), вторая - с наследием структуралистской («структуральной») антропологии (К.Леви-Строс и его последователи). В рамках первой модальности проблематизируются феномены этноса, этничиости, диаспоры и др., в рамках второй - социального обмена, коммуникации, языка и т.д.

Теоретико-методологическая основа диссертации. Представления об областях компетенции философского и антропологического знания в настоящее время радикальным образом изменились. По сути, развитие современного социального познания связано с преодолением расстояши между философией и аш-ропологией, 'по означает, в свою очередь, модификацию их взаимодействия. Посредницей в их взаимодействии выступает уже не философская антропология, а социология. С одной стороны, в той мере, в какой философия все больше стала превращаться в область полевых. разработок и мыслительных экспериментов, она все сильнее начала нуждаться в том опыте прикладного познания, который мог бы бьпъ ей предоставлен лишь как дар со стороны антропологии (изначально сконцентрированной на аналитике различных видов человеческой идентичности). С другой - постепешю расширился и философский горизонт самой антропологии, столкнувшейся с проблемой объяснения своего эвристического кредо и вынужденной озаботиться раскрытием концептуальных допущений, которые (в процессе освобождения от позитивистских иллюзий и уповаюш) смогли бы подтвердить статус применяемых ею методов и теорий.

Осмысление двух указанных тенденций является неотъемлемой частью принципов социальной антропологии и заключает в себе суть теоретико-методологического выбора автора данного проекта. Симптоматично, что обе описанные «революции» (в антропологии и философии) произошли под знаком социологического поворота в гуманитарных науках, дополнившего и расширившего более известный лингвистический поворот: и философия человека, и прикладная антропология вынуждены были обратиться к рассмотрению социального, социальных отношении как важнейшей инстанции человеческого бытия.

Парадокс социального, который был открыт в результате произошедшего социологического поворота в гуманитаристике, заключается в том, что те аспекты нашего существования, которые обычно признавались непреложно экзистенциальными (пространство, время, действие, мысль, судьба, «Я», сама жизнь и сама смерть человеческих существ), с неумолимостью раскрыли свою «социальность».

При этом исследование социального оказалось напрямую связанным с ниспровержением принципа «В науке нет ничего личного» и с активной концептуализацией личных историй и траекторий жизни отдельных людей.

Автор не разделяет господствующую до сих пор точку зрения, согласно которой первенство социальной философии по отношению к теории общества продиктовано тем, что философская работа сопряжена с абстракциями более высокого порядка. Современная социальная теория не случайно представляет собой социальную топологию: она увязывает любое оперирование абстрактными категориями с исследовательской практикой проблематизации социальных дистанций, которая дополняется аналитикой всевозможных процедур социального дисташ^ирования (отчуждения).

При подобной постановке вопроса важным представляет не превознесение уровня абстрактности, но изучите характера абстрагирования, которое непосредственно соотносится со всем массивом социальных различий и способами их проведения. Актуальность данной диссертационной работы обуславливается рассмотрением человека не просто как эпифеномена общественных отношений (КМаркс), а как особого существа, сформированного социальными дистанциями и их формирующего. Не случайно изучение человеческой идентичности мыслится при этом как рассмотрение социальной топики существования, которая обозначается контурами человеческой телесности. Особое значение приобретает в данном случае проблематизация человеческой телесности, интерпретация тела как инстанции соединения внешнего и внутреннего в человеке и одновременно как некой узловой точки (само)отчуждения.

В диссертационной работе переосмысляются два метода, сформировавшиеся в классическую эпоху обществознания: возникший в лоне социологии метод «идеальных типов» М.Вебера и традиционный для социальной антропологии срав11ительно-исторический метод (метод социокультурной компаративистики), предложенный символическим отцом-основателем данной дисциплины Дж.Дж.Фрезером. Автор работы не ограничивается критикой данных методов, но предлагает' им альтернативу - метод экзистенциальной компаративистики. В обосновании данного метода в работе делается ставка на сочленение формациопного и цивилизационного подходов. Преобразуются как предметные рамки их применения, так и способы, с помощью которых они берутся на вооружение.

Вместо бесконечного анализа непреложных закономерностей (с неизмегшым акцентом на воздействие экономических детерминаций) в диссертации отдается предпочтение выявлению характера закономерности существования различных форм общественных отношений (исходя из сопоставлешга степеней влияния отдельных разновидностей властных ресурсов в конкретную эпоху). Вместо столь же нескончаемого синтеза отличительных особенностей (характерного для приверженцев цивилизационного подхода) в работе предлагается стратегия выявления социальной обусловленности любых универсалий (будь то философская картина мира, эстетические оценки, моральные принципы или юридические нормы), возможность исторического бытия которых тесно сопряжена с утверждением той или иной разновидности власти. (Это, в свою очередь, позволят выявить специфические характеристики как любого периода социальной истории, так и любого локуса, в пределах которого она вершится.) Таким образом, формационный подход предстает как средство познания способов общественной организации (т.е. конкретных

констелляций отношений власти), дифферешдгругощихся в истории, цивилизационный же подход - как средство познания исторического бытия обществ, запечатдяющих в себе эти способы.

В тексте диссертационной работы демонстрируется сочетание приемов «археологии знания» и «генеалогии власти», социоапализа поведения и мышления действующих субъектов. Вопреки дихотомии субъекта и объекта, воспроизводящей в данном случае древнюю дихотомию своего и чужого, автор диссертации обращается к концепциям «сконструированного объекта», концептуализация которого осуществлена в постструктуралистской мысли, и исторического субъекта, идея которого восходит к трудам Г.Гегеля и К.Маркса. Ложной дилемме «включенного» и «не включенного» наблюдения противопоставляется логика измерения социально-исторических разрывов (дистанций).

Цель и задачи диссертационной работы Свою цель мы видим в превращение социальной антропологии в максимально широкую область социальных и гуманитарных исследований, захватывающих и тот круг проблем, связанных с общественным бытием человека, которые традиционно считались «метафизическими» и/или «экзистенциальными».

При этом концептуальное обсуждение проблематики социальной жизни невозможно без самого пристального рассмотрения экзистенциальных сторон самих социальных отношений, прежде всего пространственно-временных форм организации разнообразных социальных практик (в ходе осуществления которых происходит конститукрование исторических способов существования человека и конструирование исторических типов человеческой идентичности). Экзистенциальное и онтологическое рассмотрение социального также составляет фундаментальную цель настоящей диссертационной работы.

Задачи, которые ставил перед собой автор диссертации, заключаются в том,

чтобы:

(1) выявить общие контуры проблематизации предмета социальной антропологии (в противовес как физической, так и метафизической антропологии);

(2) вскрыть философские импликации различных подходов к интерпретации предмета социальной антропологии;

(3) описать этнографическую (этнологическую) и семиотическую модальности социально-антропологического познания в их современном прочтении;

(4) охарактеризовать сближение социальной антропологии с философией и социологией, выявить основные тенденции развития ашропологтиеской мысли;

(5) обозначить ресурсы современного социально-атропологического познания на примере рассмотрения феноменов труда и социального обмена, наметить философские проблемы, связанные с изучением данных феноменов;

(6) в рамках обращения к творчеству И.Канта, Ф.Ницше, Ю.Хабермаса и М.Фуко раскрыть концептуальное наследие современной социальной антропологии;

(7) концептуализировать современную социальную антропологию как философское исследование человеческой идентичности;

(8) в рамках рассмотрения категорий социального пространства и социального времени, а также понятий «Запад» и «Восток» наметить онтологический горизонт социальной шггропологии;

(9) развернуть нраксеологическое измерение социально-антропологического познания, проследить генезис социальных практик, типов истины и форм властных детеминаций в истории;

(10) обосновать метод экзистенциальной компаративистики;

(11) определить характеристики современного постгуманитарпого, постметафизического и постсоциологического вопрошания о человеке.

Научная новизна диссертационной работы. Па протяжении долгого времени в философии господствовала точка зрения, в соответствии с которой рассмотрение проблем человеческого существования было сконцентрировано на метафизическом поиске человеческой сущности. В рамках попыток последовательного разграничения «рефлективной» и «волюативной», «научной» и «софийной» парадигм теоретического познания философский академизм устранял от себя возможность обращения к современному антропологическому знанию, в котором прояснение границ человеческого Я было в равной степени как экзистенциальной, так и социальной проблемой.

Данное кредо философского академизма дополнялось эмпиристскими устремлениями сторонников позитивизма в социальной теории, которые воспринимали избавление от «всего личного» (и прежде всего уход от процедур интроспекции) как неотъемлемое условие продуктивного рассмотрения любого антропологического объекта, представленного в соответствии с эпистемологическим каноном строгой науки. Подобный подход (несший на себе отметины экономикоцентристского желания обращаться к исследованию социальных «механизмов» и «функций» в противовес исследованию людей и отношений между ними) оборачивался тем, что даже самые добротные полевые исследования в области социальной антропологии исполняли роль приложений к теории нейтрального и безучастного наблюдателя-демиурга. В итоге социальные антропологи лишали себя сколько-нибудь определенных перспектив в прояснении теоретических допущений и методологических принципов, кладущихся в основание их изысканий.

Научная новизна диссертационной работы определяется последовательно реализуемой ставкой ее автора, во-первых, на философское исследование имплицитных посылок и неявных допущений традиционного социально-антропологического познания, во-вторых, на «прививку» социальной философии концептуальных новаций и практической ангажированности современной социальной антропологии. Создается концептуальный каркас оригинального рассмотрения проблемы человеческой идентичности, изучение которой изымается из безраздельного ведения психологии и культурологии. На основе приемов структурирования мифологических повествований подвергаются анализу структурные принципы господствующих антропологических нарративов. Таким образом, наиболее успешные методики социальной антропологии отрабатываются и верифицируются на ее собственном материале (в том числе и на материале ее собственных теоретических «мифов»).

Базирующаяся на кропотливом тестировании границ и форм применения многих методов и теорий современной гуманитаристики, диссертационная работа обозначает перспективу инновационного взаимодействия социально-философского и социально-антропологического познания.

Положения, выносимые на защиту:

о В настоящее время социально-антропологическое познание захватывает и тот круг проблем (связанных с общественным бытием человека), которые традиционно считались «метафизическими» и/или «экзистенциальными». Вместе с тем, социальная антропология раскрывает экзистенциальные и/или онтологические аспекты самих общественных отношений, демонстрируя определяющую роль последних в формировании разнообразных типов человеческой идентичности.

о Предметом социальной антропологии могут выступать не только и не столько так называемые первобытные или традиционные общества, сколько общества современные. При этом избрание в качестве объекта социально-шпропологического познания «живого прошлого» ни в коей мере не противостоит вниманию к ускользающей Современности.

о Особое значите приобретает в данном контексте феномен ругинизации повседнев1гых действий, обуславливающий возникновение всего, что входит в понятие повседневности. Внимание к «живому прошлому» не как к альтернативе, а как способу бытования современных обществ, непосредственно связано с прояснением вопроса о статусе необратимости исторических изменений. Многообразные аспекты Современности (и глобализацию как ее стратегическую установку) необходимо интерпретировать с точки зрения функционирования общественных институтов. Последние рассматриваются в этом контексте как средства сохранения в неприкосновенности форм легальной/легитимной изменчивости.

о Анализ взаимосвязи институциональных образований и исторических изменений открывает прексеологическую перспективу социальной антропологии. В рамках обоснования данной перспективы социально-шпропологического познания наиболее важным становится вопрос о том, что заставляет нас менять сами способы осуществления изменений, т.е. системы действий, которые характеризуют облик конкретного общества или кошсрстной исторической эпохи.

о Исследование современных обществ в контексте социальной антропологии является (вместе с исследованием Современности «как таковой») не просто ключем к познанию предшествующих этапов общественного развития (как ставил вопрос еще Маркс). Это исследование представляет собой единственное средство против «осовременивания» жизненных укладов предшествующих эпох (равно как и против «озападнивания» жизненных укладов не-западных народов).

о Причины теоретического кризиса традиционной социальной антропологии (понятой как этнология или этнография) связаны с кризисом социальных и политических технологий западного гуманизма, основанного на претензии говорить от имени человека-как-такового. Распространенные среди этнографов/этнологов представления о возможности эмпатии («вчуствования») в Другого оборачиваются, на деле, полной или частичной имплантацией в него собственного Я исследователя. Само, исследование превращается при этом во «внутреннюю» колонизацию исследуемого (дополняющую и продолжающую колонизацию «внешнюю»).

о Альтернативой эмпатии (и обосновывающей ее стратегии «включенного наблюдения», предложенной Б.Малиновским) является стратегия социально-исторического дистанцирования (которая не воспроизводит, однако, и ставку на абсолютное обособление от «объекта», исполненное в духе позитивистской идеологии нейтрального наблюдения). Вместо этого стратегическим выбором социальной

антропологии становится измерение объективных социальных, культурных и исторических дистанций, имеющихся между исследователем и исследуемым.

о Препятствием и одновременно стимулом подобного измерения служит то, что указанные дистанции являют себя в форме природных (или квазиприродных) «данностей» (в том числе и в форме детерминаций физического пространства). При рассмотрении каждой такой «данности» антропологу следует отдавать себе отчет в том, что «реконструкция» некоего социокультурного опыта неизменно чревата его «деконструкцией».

о Сравнительно-исторический (компаративистский) метод исследования, характеризовавший социальную ангропологию с момента се возникновения, получает в настоящее время новое прочтения. Автор работы рассматривает его в контексте выявления взаимосвязи между идентичностью, отношениями доминирования и детерминирующими факторами социального бытия. Новый подход к социально-шггропологической компаративистике предполагает устранение «противоположности» между цивилизационным и формационным анализом в их традиционном прочтении.

о В работе показывается, что в указанном контексте метод сравнительно-исторического анализа приобретает философское звучание и особый эпистемологический статус. В фокусе социально-антропологического познания теперь оказывается компаративистики жизненных форм (способов существования) или экзистенциальная компаративистика. В отличие от методологии идеальных типов, предложенной М.Вебером, последняя не ограничивается оперированием специально созданными теоретическим абстракциям.

о В работе делается вывод о том, что с точки зрения экзистенциальной компаративистики интерес аналитика заключается в выявлении меры причастности абстракции так называемой реальной действительности. Процедура выявления этой меры осуществляется в духе марксовой постановки вопроса об абстрактности наиболее элементарных объектов наблюдения, предстающих в форме вещей, событий или «фактов». В работе обосновывается необходимость исследования социальном генезисе абстракций, которые оказываюся «реальнее самой реальности» (ЛАльтюссер) и функционируют в качестве рамок конкретно-исторических действий.

о Классический спор о соотношении предметных сфер истории и этнографии (этнологии) находит разрешение благодаря видоизменению направлешгости социально-антропологического гошшния, в фокусе которого оказывается исследование исторического состояния общественных отношений под углом зрения объективации идентичности (существовать в обществе - значит обладать властью быть).

о Современный спор о соотношении предметных сфер социальной антропологии и социальной онтологии разрешается благодаря тому, что в фокусе внимания антрополога оказывается не общественная дифференциация, зафиксированная в форме пространственных детерминаций, но совокупность различительных процедур, которые создаются и используются людьми в процессе социальной жизни (становиться собой - значит не просто отличаться, но и отличать себя от других).

Теоретическая и практическая значимость работы. В тексте работы предлагается новая интерпретация проблематики человеческой идентичности, рассматриваемой исходя из той определяющей роли, которую играют в ее

формировании общественные отношения. Проводится мысль о том, что свой экзистенциальный статус мысли и действия людей приобретают ислючителыю в рамках объективации опыта нашего социального бытия. Прослеживается, каким ■ образом наиболее весомые и глубинные аспекты данного опыта начинают составлять самую суть исторической экзистенции мыслящих и действующих субъектов (к какому бы времени они не принадлежали и какое бы пространство не стремились обжить).

В том случае, если проблематика идентичности будет восприниматься с точки зрения того, каким образом идентичность запечатлевает множественность аспектов и условий нашего существования, ее исследование окажется эвристическим подспорьем в противостоянии многочисленным издержкам культурной, социальной и интеллектуальной унификации. Именно этот подход к пониманию идентичности представлен в тексте данной диссертационной работы, практическое и теоретическое значение которой связано с имеющимися в ней ресурсами для выявления взаимосвязи между лозунгами «мультикультурализма» и насильственной экспансией, принципами «политической корректности» и идеологической догматикой, декларациями «прав человека» и обоснованием национального превосходства.

Внимание к переосмыслению 1гроблематики идентичности приобретает, таким образом, статус социально-политической задачи, с решением которой сталкивается любое общество, не желающее расстаться с представлениями о своей самобытности. Концептуальный инструментарий данной диссертационной работы позволяет не только обосновать возможные решения этой задачи, но и - что еще более значимо на современном этапе - правильно прояснить ее суть. Представленные в тексте диссертации подходы обозначают перспективу изменения тсорстико-мстодологичсских принципов современной философской, политологической, исторической и культурологической компаративистики. Эти подходы намечают новые - сохщально-апгропалогические - ориентиры, необходимые для осуществления прикладной экспертизы в области исследования социальных институтов и практик, систем и процессов, установок и принципов.

Текст диссертационной работы содержит теоретический и методологический арсенал, который может быть использован для проведеггия дальнейших исследований в области социальной философии, теоретической социологии, социальной и политической антропологии. Результаты исследований и размышлений, представленные в диссертации могут быть использованы при подготовке учебных курсов: «Социальная антропология», «Политическая антропология», «Социальная философия», «Философская антропология», «Философия политики» и т.д.

Апробация работы. Основные идеи и положения, содержащиеся в тексте диссертацинной работы, апробировались автором в рамках различных научных мероприятий:

• lía II общероссийском политологическом конгрессе (г. Москва, МГИМО (У), 2000 г.) в форме доклада («К проблеме интерпретации понятия власти»)

• lía конференции Московского государственного унивсраггета им. М.В. Ломоносова «Человек-Культура-Общсство» (г. Москва, 2002 г.), посвященной 65-летию восстановления философского факультета в структуре МГУ в форме доклада («Глобализация как предмет философского суждения») и его обсуждения на секции «Социатьная философия».

- На конференции философского факультета Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова «На пути к единому человечеству?» (г. Москва, 2003 г.) в форме доклада («Тело и глобализация») и его обсуждения. ■ На конференции Независимого комитета по сертификации учебных материалов, посвященной итогам реализации проекта «Инновационное развитие образования» (г. Москва, 2004 г.) в форме отчетного доклада по результатам подготовки учебных курсов «Социальная антропология», «Политическая антропология» и его обсуждения.

• На конференции Независимого комитета по сертификации учебных материалов, посвященного презентации результатов проекта «Инновационное развитие образования» в форме мастер-класса «Социально-ашропологическш! дискурс сегодня» (г. Санкт-Петербург, 2004 г.)

• На теоретических семинарах Института историк о-теорегических исследований (ИГИТИ) Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ) в форме выступлений и дискуссий.

Кроме того, текст диссертации был апробирован в ходе чтения учебных курсов ведения семинарских занятий по теме «Социальная и политическая антропология» на философском факультете Московского , государственного университета им. М.В.Ломоносова, а также в рамках совместной магистерской программы социологического факультета Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ) и социологического факультета Московской высшей школы социальных и экономических пауте (МВШСЭН).

Структура диссертационной работъъ Диссертация состоит из восьми глав, введения и заключения.

Основное содержание работы

Во Введении раскрывается актуальность диссертации, очерчивается проблемное поле, подробно характеризуется степень разработанности темы, определяется цель и задачи исследования, описываются его предмет и объект, выявляются теоретико-методологические подходы, обозначаются моменты научной новизны, суммируются положения, выносимые на защиту, обосновывается теоретическое и практическое значение работы.

В первой главе диссертационной работы «Предмет социально-антропологического нознапия» определяется предмет социальной антропологии, излагаются ее наиболее общие проблемы, представляются основные подходы к их решению. При этом, с одной стороны, прослеживается ход формирования социально-антропологического познания как особого направления современного социогуманитарного знания, а с другой - раскрываются социально-атщюпологические импликации ряда классических философских теорий. Характеризуется генезис социальной антропологии с момента ее академической институализации и выделения в специфическую университетскую дисциплину. Отмечается вклад наиболее известных социальных антропологов, описывается полемика между ними. Па основе методик структурного анализа повествований анализируются основные положениях наиболее известных социально-аг ггропо д огических теорий.

Первый параграф «Политика идентичности и власть ашроиологни» характеризует человеческую идентичность как предмет повседневных поведенческих «политик». Рассматривается оппозиция Я - Другой, се значение для самоидентификации людей. Человеческая идентичность рассматривается как эффект

удвоения Я ценой шггериоризации Другого. Выявляется взаимосвязь подобного подхода с рядом философских концепций, прежде всего с истолкованием субъективности у позднего Гегеля, а также с постановками вопроса, значимыми для представителей социальной феноменологии. В опоре на исследования К.Леш-Строса и П.Бурдье, проводится различие между социально-антропологической интерпретацией взаимодействия между Я и Другим и психологической. Проясняется значение социологизации психологических феноменов и психологоцентричных принципов анализа. Ставится вопрос о статусе наблюдателя в социально-антропологических исследованиях. Проводится мысль о недопустимости (и невозможности) тотального разведения субъекта и объекта в соответствии с позитивистской моделью нейтрального наблюдения. Вместе с тем, подвергается критике феномснолого-герменевтическая установка на эмпатию, т.е. на непосредственное «вчусггвование» в образ мысли и действия представителя чужой культуры/общества. Проводится дифференциация объективистских и субъективистских методов анализа. Намечаются контуры стратегии, которая могла бы послужить альтернативой как объективистским, так и субъективистским методам социально-антропологического анализа. Дается социально-антропологическое описание феномена социальной связи. В контексте темы социальной связи дается интерпретация различий и различений в социальной антропологии. Проясняется статус «абстрактного» и «конкретного» в повседневном мышлении, раскрывается социальный генезис абстракций. Намечается взаимосвязь повседневного и социально-антропологического мышления. Формулируется предмет социально-антропологического познания, отграничиваются субстанциалистская и контрсубстаниалистская стратегии его исследования.

Во втором параграфе «Социальная антропология в диахронической перспективе» прослеживается формирование социальной антропологии как с а мостоятслъной дисциплины гуманитарно-научного и социально-научного познания. Отмечается вклад Дж.Дж.Фрезера в обоснование концептуальной и методологической автономии социалыю-агггропологичсского познания. Рассматривается метод сравнительно-исторического анализа как эвристическое кредо классической социальной антропологии. Характеризуются эволюционистские и диффузионистские подходы, характеризующие социально-антропологическое познание на раннем этапе его развития. Сопоставляются концепции непреложных исторических закономерностей (КМаркс, Ф.Энгельс, Л.Морга!г, Г.Спенсер, Э.Тейлор) и уникальных очагов культуры («культурных кругов») (Л.Фробениус, Ф.Гребнер, В.Шмидг, В.Копперс, Г.Чайлд). Обозначаются различия в подходах к истолкованию предмета социально-антропологического познания в англосаксонских странах и в континентальной Европе. Показывается историческая взаимосвязь социальной антропологии с позитивистской социологией. Описываются основные методологические принципы классической социальной антропологии, представители которой отчасти превратили свою деятельность в форму «эмпирического» доказательства тезиса о нейтральном наблюдении. Обозначаются общие контуры колониального и постколониального стиля социально-антропологического мышления. Прослеживается дальнейшая эволюция социальной антропологии, связная с формированием метода «включенного наблюдения» (Б.Малиновский) и деятельностью «психологической школы» (Ф.Боас, Р.Бенедикт, М.Мид). Вскрываются издержки методологических экспериментов в социальной антропологии, связанных

как с тотальным разнесением субъекта и объекта, так и с их тотальным «сцеплением». Намечается перспектива преодоления обеих крайностей, связанная с творчеством К.Леви-Строса. Показывается генетическая связь работ отца структурной («структуральной») антропологии с наследием Э.Дюркгейма и М.Мосса.

В третьем параграфе «Между природой и культурой» концептуализируется статус понятий природы и культуры как основополагающих категорий, структурирующих социально-антропологическую мысль. Подчеркивается, что данные категории служат своеобразной системой координат, вокруг которой организуется предметное поле социальной антропологии. Прослеживается возможность инверсии категорий природы и культуры, различные моменты их взаимоперехода. Исследуется практика социально-антропологического познания как выражение различных форм указанной инверсии. На основе выявления устойчивых конфигураций описания «природных» и «культурных» явлений обозначаются возможности структурного («структурального», структуралистского) рассмотрения концепций социальной агггропологии. Рассматривается феномен натурализации или «оестествления» социальных форм. Проводится мысль о концепции Природы как эпифеномене подобной натурализации. Раскрывается диалектика «первой» и «второй» натуры в социально-антропологическом познании. Проясняется статус органицистских и механицистских мегафор в социальной антропологии. Прослеживается взаимосвязь парадигм усвоения и преобразования, оказавших влияние на социально-антропологические концепции адаптации, социализации и инкультурации. Исследуются парадигмы Ж-Ж. Руссо (культуры как разрыв с природой) и И.Канта (культура как высшее воплощение природы), их значение для социально-антропологического познания. Намечаются различия между школой и направлением социальной антропологии.

В четвертом параграфе «Синхрония I: социально-аптропологическая классика» и пятом параграфе «Синхрония И: современная социальная антропология» кратко излагаются и анализируются основные теории социальной антропологии. Акцент при этом делается на формы и средства концептуализации взаимодействия природы и культуры, характерные для каждой школы или каждого направления социалыю-ашропологического познания. Подобному рассмотрению в четвертом параграфе подвергаются, представители расовой антропологии, экономической щггропологии, психологической антропологии, географической антропологии, а также эволюционисты и неозволюциописты, диффузионисты, функционалисты, «социоатропологи» и структуралисты. В пятом параграфе речь идет о представителях интеракционистской антропологии, когнитивистской антропологии, шггерпретативной ашропологтш, антропологии иивайронментализма, деконструктивизма и структурного конструктивизма.

Во второй главе диссертации «Соцпальиая антропология как эти/юисслсдованис» рассматривается этнологическая (этнографическая) модальность социалыю-аптропологического познания. При этом этнические сообщества понимаются вовсе не как наиболее «естественные» (и потому очевидные) формы социальности, но как сообщества предполагающие оперирование наиболее натурализованными средствами обретения/установления общности. Одновременно предполагается, что этнические сообщества апеллируют к наиболее натурализованным (и соответственно, наиболее объективированным) социальным различиям (и сходствам), которые нередко воспринимаются как дар Бога/Природы. Ставка, которая

реализуется при соотнесении своей идентичности с некой этнопринадлежностью, заключается в использовании различительных процедур, мнимый универсализм которых является продуктом возгонки самых крайних (и даже нарочитых) форм субъективизма.

В шестом параграфе «Обычаи, ритуалы, традиции» шггсрпретируются не только наиболее используемые, по и наименее концептуализированные категории социалыго-шггропологического познания. Делается акцепт на переосмысление данных катег орий с точки зрения ориентированных па праксеологию подходов современной социальной антропологии. Обычай рассматривается как легитимная в том или ином обществе схеметика действий, он ответственен за валидизацию ценностей и передачу их от одного поколения к другому. Ритуал, являясь способом организации символической практики, предстает одновременно также продуктом символизации практических схем. Отличительной чертой ритуалов является то, что они выступают своеобразными технологиями обращения с символическим, и непосредственно смыкаются с магическими 1гроцедурами. Под традицией понимается объект, процесс и одновременно способ наследования. При этом связь с традициями понимается как предпосылка осуществления практических действий, а в более общем плане - как условие (и олицетворите) социального воспроизводства.

В седьмом параграфе «Проблема этпичности в социально-антропологическом познании» речь идет об одной из наиболее актуальных тем социально-антропологического познания. Рассматривается возникновение этой темы из соединения культурологического анализа национальных психотипов и психологического анализа национальных культур. Показывается вклад школы «Культура и личность» в формирование этнопсихологии и этносоциологии. Рассматривается эволюция взглядов представителей данной школы, а также ход исследований, которые они проводили. Сопоставляются концепции «базовой личности» и «модальной личности». Констатируется ограниченность психологических подходов к исследованию феномена этничности, выявляются их альтернативы. Дается определите конструктивизма и примордиализма в социально-шггропологическом познании. Сопоставляются конструктивистские и примордиалистские модели анализа этнической принадлежности. Анализируются их слабые и сильные стороны. Разбираются аргументы сторонников конструктивизма (Э.Гелнер, Б.Андерсон и т.д.) и примордиализма (социобиологи, геополитики и т.д.). Выявляются возможности создания инструменталистской модели этничности.

В восьмом параграфе «Понятие этноса в социальной антропологии» продолжается исследование феномена этничности, однако теперь оно осуществляется в рамках этимологической реконструкции соответствующего понятия. Параллельно с осуществлением этой этимологической реконструкции понятие этноса сопоставляется с понятием народа, имеющим совершенно иное происхождение. В опоре на разработки В.А.Тишкова разоблачается миф о «естественности» существования эпических сообществ. Подвергается сомнению органичность и самоочевидность знаков их принадлежности социальному миру. В опоре на высказывания М.Вебера анализируется генезис этносов, воплощающих натурализацию политики (и прежде всего государства как высшего воплощения «политического союза»). Далее, вслед за М.Фуко, ставится вопрос о характеристиках самих политических отношений, натурализующихся в этнической форме. Делается вывод о том, что полигика выступает в этом случае как сфера производства «естественного», без осуществления

которого человек утрачивает возможность обладания идентичностью как таковой. В конце параграфа рассматривается феномен национального государства.

В девятом параграфе «Понятие диаспоры л социальной антропологии» акцент переносится на проблематику диаспоральной принадлежности. При этом заведомо отвергается точка зрения, согласно которой диаспоры понимаются как архаические формы существования, оппозиционные современному укладу жизни. Напротив, в рамках исследования происхождения и развития диаспор, начиная со времен Римской империи, делается вывод о сетевом принципе организации диспоральных взаимосвязей. Основной характеристикой последнего оказывается соответствие наиболее современным представлениям о видоизменении социального взаимодействия в эпоху глобализации. Производится этимологическая реконструкция понятия диаспоры, выявляются его философские импликации. Показывается, что ставка на диаспоральностъ оборачивается радикальным вызовом, брошенным «чувству родины» во всех его многообразных проявлениях. При этом собственная родина диаспоры существует лишь на правах «корабля-призрака», не привязашюго ни к какому другому пространству, кроме пространства, находящегося в постоянном дрейфе. Анализируется мимикрия представителей диаспоры в стране-реципиенте по принципу: «Мы похожи на вас, но тем и отличаемся». В опоре на подход У.Сэверпа, анализируется социальное поведение, основанное на причастности к этноменьшинству.

В третьей главе «Социальная антропология как сеииоисследование»

предметом исследования семиотическая модальность социально-антропологического познания, обозначенная структуралистской революцией в социогумапитарных науках. Описываются основные компоненты структуралистского наследия. Изучается намеченная структурализмом перспектива расширения предметной сферы социальной антропологии, которая уже для К.Леви-Строса стала наукой о социальных коммуникациях и обменах, а ныне превратилась в дисциплину, нацеленную на изучение сопринадлежности областей социального и символического. Раскрываются эвристические возможности структуралистской стратегии социально-антропологической работы, сочетающей прикладные и теоретические аспекты, эмпирические наблюдения и философский поиск. Обозначаются ресурсы структуралистской мысли в переосмыслении таких традиционных понятий гуманитаристики и обществознания, как «факт», «историческое событие», «субъект», «надстройка» и т.д. Анализируются постструктуратистские проекты в социогумапитарных науках: структурный конструктивизм, деконструктивизм, антропология деколонизации. Проясняется их значение для социально-антропологической мысли.

В десятом параграфе «Предмет социальной антропологии: перспектива мифологики» рассматривается вклад К.Леви-Строса в социально-агпропологическое познание, основные вехи его интеллектуальной биографии. Особое внимание уделяет фактическому переосмыслению Леви-Стросом предмета социальной антропологии, превратившейся в исследование области символического, с которой соотносятся любые структурные качества (вместе с фиксирующими их операторами). Ключевым моментом в этом исследовании явился анатаз мифологических повествований, методика которого сама по себе стала одним из главных структуралистских мифов. Еще большей мифологической нагружешюстью была наделена структуралистская ставка на интегральное истолкование структур «природы» и «культуры», телесности и

менгальности. Делается вывод о том, что подобный мифологизм т в коем случае нельзя воспринимать как упущение. Напротив, вольно или невольно обозначив меру той дани, которую социальная антропология вынуждена платить мифу, основоположник структурной («структуральной») антропологии смог уйти от привычки мифологизировать науку (в том числе и науку о самих мифах). Связав модальность социальио-ангропологических суждений с модальностью суждений мифологических, Леви-Строс показал, насколько всеобъемлюща область символического и насколько тщетны любые попытки взглянуть на нее «со стороны» и «извне». В итоге автор «Мифилогичных» пришел к тому, чтобы через раскрытие разнообразных аспектов обмена значениями (связанного с языковой практикой) обратиться к изучению символических сторон любых обменов. Эта постановка вопроса дополнилась трансформацией самого понятия структуры, которое из разряда эмпирически наблюдаемых явлений (отношений, зафиксированных в институциях) перешло в разряд недоступных для непосредственного наблюдения объектов, познающихся лишь при помощи специально сконструированных моделей.

В одиннадцатом иараграфе «Структуралистская революция в социально-аптраиологическом познании» обосновывается тезис о том, что структуралистская теория предполагала множество новаторских постановок вопроса, касавшихся прежде всего понимания самого предмета социальной шпропологии. При этом структурализм явился следствием колебаний между двумя постановками вопроса, первая из которых предполагает онтологизацию символического, а вторая - символизацию онтологического, В то же время признается, что, в конечном счете, левистросовская антропология объемлет обе тенденции. Структура в понимании автора «Структурной антропологии» оказывается воплощением единства Идеи и Вещи, «фонемических» и «фонетических» уровней реальности. В тоже время Леви-Строс обделил вниманием инстанцию социального (а отчасти и его проблематику). Точно также вниманием оказалась обделена проблематика праксиса, превращенного, по большей части, в некий «придаток» структур. Подобный подход налагает свой отпечаток как на левистросовский анализ мифов, так и на его понимание истории. Прошлое превращается в рассказ о вневременности, история же сводится к мифологическому повествованию.

В двенадцатом параграфе «Структурно-конструктивистская антропология» исследуется деятельность французского социолога и социального антрополога П.Бурдье. Отмечается, чго проект структурно-конструктивистской теории непосредственно вырастает из проекта структурной антропологии К.Леви-Строса. Вместе с тем, отмечается инновационность структурного конструктивизма, выразившаяся прежде всего в перенесении внимание с исследования «логик», «различий» и «структур» на исследование «практик», .«различений» и «процессов структурирования». Особое значение для современной социальной антропологии и социальной теории в целом имеет бурдьерианская концепция габитуса (ЬаЪНш), как исторически обусловленной инстанции взаимопроникновения социальных и ментальных структур. Дистанцировавшись от построения моделей четко зафиксированных структурных образований, Бурдье переключился на исследование структурно связанных друг с другом социальных позиций. Область сходным образом организованных и выделенных по общему основанию позиций получает у него название «пояя». Общество описывается как сложно организованная совокупность соотносящихся друг с другом «полей», общая конфигурация которых получает

название социального пространства. Социальная принадлежность понимается при этом не как внешнее условие существование, оказывающее причиняющее воздействие, но как тпгтериоризованная предпосылка мысли и действия. Таким образом, «габитус» представляет собой эффект совпадения «структурирующей структуры» со «структурированной структурой». Исследование взаимосвязи этих структур заставляет по-новому взглянуть и па предмет социалыю-шггронологического познания. Помимо этого значение работ П.Бурдье для социальной антропологии заключается в формировании новых методологии полевых исследований, в рамках которой разнесенность «субъекта» и «объекта» наблюдений трактуется как выражение социалы 1ых градаций и ранжиров.

В тринадцатом параграфе «Дскошггруктшшш» рассматривается наследие французского философа Ж. Деррида, анализируется значение его работ доя социалыю-аптроиологического познания. Подчеркивается, что деконструктивизм стал одним из наиболее влиятельных течений современной мысли, не оставив в стороне и проблематику человековедения. При этом парадокс заключается в том, что никто из представителей деконструктивизма не собирался возвестить пи о новом методе, пи о новом понимании предмета социальной антропологии. Система сложных: и демонстративно нечетких категорий деконструктивистской теории не отсылает ни к какому образу человека, будь то «человек пишущий» (или даже «человек деконструирующий»). Вместе с тем, под влиянием деконструктивизма написана не одна книга по социальной антропологии, проведено не одно этнографическое исследование. Не имея желания изменить арсенал методов социальной антропологии и/или представления о ее предмете, Ж.Деррида все-таки это сделал. Выразилось подобное влиягше в переключении внимания антрополога с описания ментальных и культурных форм исследуемого общества на практику собственного исследования (и ментально-культурные формы, которые это исследование предваряют). Внимание социальных антропологов к теме антропологического письма привнесло момент рефлексивности в их деятельность, устранило грань между полевой работой и академической штудией. Особое значите для антропологии имеют поздние рассуждения о деконструкции как европейском явлении и выживании, понятом в качестве лейтмотива человеческого существования.

В четырнадцатом параграфе «Антропология деколонизации» идет речь о работах Э.Саида. Вклад Сайда в социально-антропологическое познание связан прежде всего с критикой, которой он подверг традиционную ориенталистику. Основной вывод Сайда заключается в том, что образ Востока, нарисованный .западным исследователем, имеет общее происхождение с образом Востока, созданным западным колонизатором. При этом исследовательские подходы сопряжены, по Сайду, с приписыванием и навязыванием Востоку определенных черт ничуть не меньше, нежели колонизаторские. Политический колониализм, предполагающий экспансионистский захват Востока, дополняется интеллектуальным колониализмом, экспансия которого связана с подменой исследования восточных культур открытой и/или завуалированной демонстрацией предрассудков Запада. Отмечается, что исследовательские принципы этого автора «Ориентализма» связаны с теориями М.Фуко и А.Грамши. Грамши Сайд обязан представлением о том, что весомость идеологического диктата прямо пропорциональна незаметности его форм. У Фуко американский антрополог позаимствовал методологию анализа взаимоотношений власти и знания. В итоге благодаря Сайду социально-антропологическое познание

смогло обогатиться наиболее литературоцентричной (и политизированной) стратегией постструкгуралистского анализа идентичности.

В четвертой главе «Философские проблемы исследования идентичности» выявляются и сопоставляются антропологические импликации философский теорий Иммануила Канта, Фридриха Ницше, Мишеля Фуко и Юргсна Хабермаса. Каждая из упомянутых фигур представляет собой нечто большее, нежели фигуру теоретика, известного благодаря существенному вкладу в историю мысли. При этом значение перечисленных философом вовсе не исчерпывается неповторимостью авторского стиля. Парадокс как раз и заключается в том, что оно сопряжено со способностью аккумулировать (и ассоциировать со своим именем) некую анонимную теоретическую волю. В случае с И.Кантом речь идет о воле к обоснованию прерогатив «человека как такового» (ценой ригористической морализации познания и господства); в случае с Ф.Иицше - о воле к восхвалению «сверхчеловека» (ценой превращения морали и познания в атрибуты господства); в случае с М.Фуко - о воле к реабилитации маргиналов, «последних людей» (ценой обоснования того, что познание и мораль неизбежно несут на себе отметины отношений силы); наконец, в случае с Ю.Хабермасом - о воле к возвращению «универсального человека» (ценой утаивания силовой подоплеки познавательных процедур и моральных установлении).

В пятнадцатом параграфе «Проблема идентичности у Иммануила Канта» и в шестиадцатом параграфе «Кантовскос учение о человеческом Я» осуществляется анализ наиболее важных антропологических суждений кенигсбергского мыслителя. Комментируется просвещенческая установка на поиск человеческого в человеке. Раскрывается дидактический смысл кантшекой гуманистической метафизики, призванной учить человека быть самим собой. Проясняется роль и значение катгговского вопроса о человеке в его философской системе (предполагающей также вопрошание о природе, о душе и о духе). В опоре на суждения М.Хайдеггера рассматривается кантов екая постановка вопроса о принадлежности метафизики «человеческой природе» и метафизической природе шггропологического познания. Исследуется кантовский подход к интерпретации свободы воли. Реконструируется противопоставление «механической» и «свободной» причинности. Описывается христианизация философской проблематики, подспудной осуществляемая Катом в проектах критики «чистого» и «практического» разума. Анализируется канговская категория морального долга, раскрываются ее экономические импликации. Концептуализируется кантовское восприятие природного начала, как двойственной инстанции, превосходящей самое себя. Разбирается кантонская постановка вопроса о реализации «плана Природы» в отношении судьбы человеческого существа. Акцептируется внимание на кантонских возражениях против прогрессюма и его представлениях о рискованности исторического развития (связанного, по Канту, с утверждением в обществе категорического императива). Подчеркивается дуализм души и тела в канговских воззрениях на человека. Отмечается, что отсутствие предопределенности в истории обусловлено, с точки зрения кенигсбергского мыслителя, внутренней конфликтностью, которая характерна для человеческого существа (воплощающего в себе как элементы «духа», так и элементы «природы»). Критикуются возражения И.Канта против философского и антропологического «натурализма», вскрывается натуралистическая подошхека некоторых суждений мыслителя (и, в частности, его восприятия самой дихотомии «природных» и «духовных» сторон жизни). Переосмысляются четыре паралогизма канговской

«Критики чистого разума». Раскрывается апористичность просвещенческого разума в той его версии, которая обозначена деятельностью «последнего просветителя».

В семнадцатом параграфе «Проблема Другого у Юргена Хабермаса» и восемнадцатом параграфе «Хабермас и интервенции гуманизма» исследуется рецепция кантонского наследия в современной философии и социальной теории. Подчеркивается, что канговские постановки вопроса не 1гросто реакгуализируются современными мыслителями, но иногда возвращаются в искаженной или даже пародийной форме. В этом контексте Хабермас предстает двойственной фигурой. Его стремление сохранить верность классическим постановкам вопроса (прежде всего в области «практической» философии) оборачивается тем, что сами эти постановки вопроса радикально меняют свой смысл (или вовсе его утрачивают). Если Кант делал ставку на действенное провозглашение морального принципа, то Хабермас занимается оговариванием условий этой действенности. В поле его зрения оказывается не столько категорический императив, сколько процедура, связанная с его обоснованием. При этом если наиболее общий подход к социальному связан у Канта с копцегпуализацией знаменитого «царства целей», то у Хабермаса эта концептуализация подменяется рассуждением о разнообразных «процедурных моментах» общественного бытия. При этом немецкий- мыслитель смешивает этику и прагматику, осуществляя ш1дивид>шшстическую редукцию социальности. Общая направленность этой редукции как нельзя точно соответствует определенным тепдешдаям глобализащш, востребующей неоиндивидуализм как новую форму обретения массовой идентичности. Делается вывод о том, что фактически этот неоиндивидуализм подменяет в настоящее время каптовский принцип моральной автономии. Изысканные философские теорстизации в духе неоиндашидуалистской дохстрины нисколько пс компенсируют ту (далеко не только символическую) агрессию, которая связана с либертаристской политикой идентичности. Итогом этой агрессии служит приватизация Другого, превратившаяся в основной проект Нео-Просвещения.

В девятнадцатом параграфе «Человеческое и сверхчеловеческие у Фридриха Ницше» анализируется пост-просвещенческий проект освобождения от «слишком человеческого». Немецкий философ был одним из первых, кто констатировал избыточность человеческого в человеке и расценил ее как недостаток. Вместе с тем, ницшеанская концепция воли к власти явилась предпосылкой к созданию его собственной версии агггропологической метафизики. В способности к безусловному и всепоглащающему господству Ницше обрел некую новую сущность человеческого существа (или, говоря иначе, новую формулу обретения человеческого в человеке). Создание данной формулы стало продуктом радикальной переоценки ценностей: уже не моральная философия, а философия политическая превращалась в основную дисциплину практического разума. Именно поэтому и традициогпгый антропологический вопрос о человеческой сущности (или «человеческом в человеке») ставился уже не как вопрос о нашем моральном предназначении, но как вопрос о политике не только как «второй», но и как «первой» натуре человека. Ницшеанский «сверхчеловек» и был существом, появление которого обозначило веху соединения обеих «натур». Делается вывод о том, что традиционное обвинение Ницше в «натурализме» не достигает адресата. Ницшеанский «натурализм» основан на последовательной и радикальной натурализации политического, полностью захватывающего субъективность, и прежде всего, область человеческого волеизъявления. Гарантией и одновременно высшим проявлением политизации воли

становится «убийство Бога», рассуждение о котором составляет кульминационный момент ницшеанства.

В двадцатом параграфе «Политика и человеческое бытие в работах Мишеля Фуко» и двадцать первом параграфе «(Бесчеловечность: вокруг фукианского понятия властных отношений» рассматривается второй (после Ницше) проект Пост-Просвещения. Это предложенный и обоснованный М.Фуко проект пробуждения от «антропологического сна». Фуко не переоценивает ценности подобно Ницше, по и не возводит их на пьедестал подобно Канту. Скорее, он выявляет исторические формы установления ценностей, исторические способы их абсолютизации и исторические шкалы их соотнесения друг с другом. Вопреки Ницше ему удается переоцепить саму переоценку всего, что считается ценным, но, вместе с тем, вопреки Кашу, и наделить ценное обесцениваемостью. Созидание человека, которое так вдохновляло Канта, и разрушение человека, которое так воодушевляло Ницше, рассматривается Фуко в совершенно иной перспективе: с точки зрения того, как было создано все, что мы называем человеком, с помощью чего эта конструкция воздвигается в нашем мышлении и каким образом она приводится действие в нашей речевой практике. Подобная постановка вопроса предполагает особую стратегию: чем более детальным становится фукианский анализ институтов и практик, тем очевиднее становится наличие подвижного остова отношений силы (власти), скрывающегося за «незыблемыми» моральными нормами и «истинными» познавательными установками. Когда истины и добродетели обнаруживают свою неистинность и «недобродегелъность», в фокусе внимания оказывается последний человек. Именно он и начинает восприниматься в качестве образца человеческой идентичности. Сказать, что тексты МФуко отсылают нас к теме «последнего человека», значит не сказать почти ничего. Основанная на представлении о душе как «тюрьме тела», фукианская теория может рассматриваться как последовательный поиск ответа на вопросы: чем обязана норма отклонению? И почему в любой норме так мало от нормы? В итоге, и относительно ранняя фукианская рефлексия по поводу безумия, и его анализ пенитенциарных практик, и предпринятое им масштабное исследование сексуальности оказываются проникнутыми духом презрения к носителю норм - так называемому «нормальному человеку». (При этом МФуко предпочитает не замечать, что по-настоящему «последним человеком» становится именно этот носитель норм).

В петой главе «Социальная антропология как философия» рассматриваются наиболее фундаментальные темы и категории социально-антропологического познания, осуществляется их философская концептуализация. К числу проблем, освещающихся в данной главе относится проблема человеческого Я, проблема Другого, проблема телесности. Отдельное внимание уделяется феномену человеческого бытия, а также понятиям социального, символического, воображаемого. Намечается юридическое измерение социально-шпропологического анализа. Обсуждается соотношение релятивистских и субстапциалистских подходов к описанию человеческой идентичности, прослеживается их влияние на концепцию человека у Маркса.

В двадцать втором параграфе «От Я к Другому» в фокусе внимания оказывается взаимосвязь социальных и экзистенциальных аспектов нашего существования. Раскрывается парадоксальность человеческого Я, которое не является ни константой, ни переменной. При этом человеческое Я предстает как в качестве множественного единства (в сообществах тел), так и в качестве единичного множества

(в телах-сообществах). Сопоставляются подходы к рассмотрению человеческого Я, содержащиеся в текстах М.Хайдсггера и Ж-Л. Нанси. Делается вывод о том, что человек обретает идентичность ценой становления-другим. Ставится вопрос о том, в какой мере все, принимаемое обычно за неотъемлемое достояние человеческого существа, не только может быть отчуждено от него, но и является чужым «с самого начала». Констатируется, что «чужое», при таком подходе, выступает условием, предпосылкой и формой обретения «своего», а «свое» представляет собой лишь изнанку «чужого». Проводится мысль о том, что суть «человеческого в человеке» составляет социальное, а социальность обретает в человеческом Я свою границу и свою точку отсчета. Социальное тяготеет к множественному, человеческое - к единому. Конфигурация любого коллективного Я определяется характером множественности единства, которое его образует. Индивидуалыгое Я, напротив, характеризуется единством множественного. В контексте разворачивания диалектики «своего» и «чужого», «единичного» и «множественного» анализируется феномен человеческой телесности.

В двадцать третьем параграфе «Человеческое бытие» речь идет об одной из основных проблем философии, обозначенных с самого момента ее зарождения. Показывается, что бытие не является ни вещью, ни субъектом, ни местом. Объясняется интерпретация бытя как знака. Исследуется семиотический процесс, с которым связан его генезис. Выделяются три аспекта данного семиотического процесса: состояния, со-знания и со-бьгтия. Трансформируется традиционный философский подход к рассмотрению связки «есть». Связка «есть» описывается как социальное отношение. В опоре на классическую семиотику Ч.С.Пирса дастся определенно символического (конституирующегося посредством знаков-символов), реального (обозначающегося знаками-индексами) и воображаемого (выражающегося в форме иконических знаков). Дастся онтологическая характеристика социальной реальности и «сферы» политического.

В двадцать четвертом параграфе «Человеческое существо» проясняются подходы к описанию человеческого Я, характеризующие различные диарсплины социогуманитарного знания. Констатируется, что психологи подходят к рассмотрению человеческого Я как предмету человеческой самоидагтификации, социологи видят в человеческом Я способ обозначения идентичности, а антропологи отводят человеческому Я роль объекта, удостоверяющего нашу идентичность. Психология стремится пролить свет на внутренние аспекты всего внешнего, демонстрируя, что эмпирическое вполне может быть рассмотрено как трансцендентальное. Социология, напротив, стремится указать на наиболее внешние стороны всего внутреннего, и совершает некое противоположное действие: трансцендентальное разоблачается как эмпирическое. Это смешение внешнего и внутреннего, эмпирического и трансцендентального возникает совсем неспроста. Оно составляет неотъемлемое достояние и одновременно предпосылку возншеновешга современного гуманистического фетишизма. Даль последнему составляет необходимое условие социально-антропологического познания. Однако в последнее время фетишизация гуманизма вершится в форме его критики.

В двадцать пятом параграфе «Права человека» коллизия субстанциалистских и релятивистских подходов к рассмотрению человеческого существа описывается на примере классических философско-правовых построений, а также па примере политики антропологизации права, сформировавшейся еще на заре

эпохи Нового времени. Анализируются и сравниваются позиции Т.Гоббса и Дж.Локка. Выявляются антропологические импликации созданных ими правовых доктрин. Проводите^ мысль о новоевропейском праве как наиболее эффективной технологии универсализации прерогатив западного человека. Показывается, что ымешю новоевропейское право явилось по самопровозглашекию легитимной основой приравнивания выходца с Запада, европейца к человеку «как таковому». Установки средних» европейского гражданина расценивались при этом как выражение воли самого человеческого «естества». При этом политический экспансионизм Европы представлялся стратегией защиты писанных и исписанных норм «естественного нрава». Рассматривается видоизменение этой политики в XX веке и после его окончания. Раскрывается роль правовых доктрин в формировании принципов гуманистической метафизики, предполагающей систематическое стирание границ между экспансией и универсализмом.

В двадцать шестом параграфе «Марксизм и социально-антропологическое познание» учение К.Маркса и Ф.Энгельса интерпретируется как образцовая форма соединения субстанциалистской и релятивистской моделей анализа. С одной стороны, рассуждения о всестороннем раскрытии человеческой сущности, с другой — понимание человека как эпифеномена производительных сил, капиталов и «социальных форм общения», которые повлияли на его формирование. Реальность всего, обозначаемого на языке критикуемой Марксом и Энгельсом умозрительной схематизации словом «человек», подчинена характеру производящей деятельности, который предопределяется производимым предметом и, в свою очередь, предопределяет этот производимый предмет. Однако в этом случае фетишизации подвергается само производство, занятие которым начинает играть роль антропологической константы человеческого бытия. В безукоризненно строгом почтении к дихотомии природы и культуры, Маркс и Энгельс разграничивают естественные и искусственные типы отношений в рамках производственных процессов, выводя из этого разграничения противоположность естественных и искусственных разновидностей господства, собственности и коммуникации, а также противоположность естественных и искусственных разновидностей обретения средств производства и организации производительных сил. Естественные отношения предполагают коллективизм (опирающийся на семейное, племенное или территориальное единство), обмен между человеком и природой, самодостаточность здравого смысла, общность (Gemeinwesen) индивидов, отсутствие разделения труда. Искусственные отношения, напротив, подразумевают индивидуализм (залогом которого выступает постоянно усиливающаяся конкуренция), обмен не между человеком и природой, а между самими людьми, разведение шгтеллектуальной и физической работы (выражающееся в появлении дилеммы абстрактного и конкретного мышления). Движение от «естественного» к «искусственному» мыслится как результат того, что влияние личных связей между индивидами бесповоротно уступает место влиянию общественных структур. «Материальное» (экономическое) производство преврагцается при этом в исторический по форме, по вне-исторический с точки зрения своей определяющей роли фактор прогресса.

В шестой главе «Онтологические аспекты социально-антропологического познания» проблематика исторических изменении исследуется под утлом зрения социальной онтологии. Раскрывается рисковый характер человеческой деятельности, описывается ее прогностическая составляющая. Производится социально-

атпропологическая категоризация- пространственно-времешалх феноменов. Сопоставляются концепции физического, социального и политического пространств. Намечается перспектива компаративистики социальной темпоральности. Проводится мысль о бытийных, мироустроитсльных функциях общественных отношений. Проблема бьггия обозначается как проблема власти-быть. Подчеркивается недопустимость сведения всего комплекса разновидностей социальной власти к политической власти. Сравниваются античная, средневековая и новоевропейская формации властных отношений. Выявляются типы человеческой идентичности, которые им соответствуют. Рассматривается кодирование социальных различий на различных этапах исторического развития. Анализируются модусы власти, виды властных ресурсов. Акцентируется внимание на исторических способах организации властных отношений. Выявляются формы доминирования, которые им соответствуют. Описываются модальности общественных детерминаций.

В двадцать седьмом параграфе «Историчность» описывается феномен исторических изменений. Вопреки любым формам структурного (институционального) фетишизма утверждается, что историческое развитие не протекает совершенно независимо от человека, более того, ничего в истории не совершается без нашего постоянного действенного вмешательства. Однако вопреки любым формам феноменологического (персоналистского) фетишизма нельзя не добавить и другое - ход исторического процесса сопряжен с постоянным преобразованием самого действующего субъекта. Таким образом, с одной стороны, характеризуется воздействие исторических изменений на формирование человеческой идентичности, а с другой обозначается роль самого человека в ос5тцествлении этих изменений. Делается вывод о том, что самое сложное - понять трансформации в истории того, кто инициирует преобразования (сколь бы крупномасштабными или, напротив, незначительными они не казались на первый взгляд). Демонстрируется взаимосвязь господствующего способа организации социальной практики с исторической формой социального времени. Производится сравнительный анализ античного, средневекового и новоевропейского типов темпоральности. Исследуются феномены глобализации и Современности.

В двадцать восьмом параграфе «Критика прогностического разума» предметом социально-антропологического и социалыю-философского анализа делается категория судьбы. Анализируется взаимосвязь человеческой деятельности с прогностикой. Гегель в свое время утверждал, что место, которое в античных обществах занимала судьба, теперь принадлежит полигике. Однако политика превращается в объект прогностического внимания только тогда, когда, занимая место судьбы, сама перестает быть судьбой. В то же время судьба, оттесненная политикой, становится той формой непреложности, которая упорно не поддается анализу, оказывает ему сопротивление. Персшичивая фразу Гегеля, можно утверждать, что судьба могла быть в древности судьбой только в том случае, если политика наделялась судьбоностностью. Это означает, что судьба делалась всецело политической. Говоря о современных обществах, можно констатировать, что, перестав быть судьбой, политика превращается в воплощение неопределенности и непредопределенности. Политической de facto становится любая форма рисковой деятельности, с риском же оказывается сопряжен почти любой аспект повседневной деятельности. Прогностика превращается, таким образом, в постоянный атрибут повседневных занятий. При этом если в древних обществах предметом

прорицательства оказываюсь нечто определенное и предопределенное, то сейчас прогностический интерес сконцентрирован на событии или случае.

В двадцать девятом параграфе «Социальная антропология пространства»

исследуются подходы к рассмотрению пространственных измерений идентичности. То, что мы принимаем за неотъемлемую черту существующего независимо от нас физического пространства, всегда в той или иной мере нами присваиваемо. Иными словами, то, к чему нам свойственно относится как к выражению вещественности самих вещей, вполне может выражать овеществленную (или овеществляемую) социальность. Соответственно, все, с легкостью относимое нами к области «внешнего», на деле оказывается достоянием «внутреннего». То, что мы воспринимаем как неотчуждаемое свойство политического пространства, на поверку оказывается выражением наиболее значимых черт присваиваемого нами физического пространства. Говоря по-другому, то, о чем мы привыкли думать как об олицетворении наших воплощенных усилий, неизменно оказывается лишь поводом для их применения. Ровно так же, как и все, что мы относим к области «внешнего» на поверку подтверждает свою принадлежность к «внутреннему», то, что мы с непростительной легкостью относим иногда к области «внутреннего», на самом деле может принадлежать «внешнему».

В тридцатом параграфе «Власть в контексте социальной антропологии» и тридцать первом параграфе «Исторические формации властных отношений» ставится вопрос о конститутивном значении власти для формирования человеческой идентичности. Рассмотрение проблемы власти в таком контексте требует переосмысления традиционных видений цивилизационного и формационного подходов. Недостаточность традиционного прочтения цивилизационного и формационного подходов обнаруживается именно тогда, когда выясняется, что по их логике рассмотрение цивилизаций навсегда обречено быть «идеалистическим» (коль скоро они исследуются ровно так же, как «духовные явления»), а рассмотрение формаций - навеки «материалистическим» (коль скоро к нему относятся так же, как к исследованию «материальных явлений»). Трансформировать интерпретацию двух этих подходов можно только приведя их к определешюму единству. Данное единство достигается ценой изменения постановки вопроса относительно их целей и задач. Вместо бесконечного анализа наиболее непреложных закономерностей стоит обратить внимание на характер закономерности любой специфики, а вместо столь же бесконечного синтеза отличительных особенностей поместить в поле зрения градации специфичности любых универсалий. Власть выступает при этом не только выражением законодательной воли специфичности, но и инстанцией, обозначающей возможность универсального ценой его неизбежной спецификации. Раскрывается взаимная сопричастность власти и социальной практики в ее различных аспектах. Обозначается взаимосвязь между формами практической ангажированности действующего субъекта в истории, историческими формами проблематизации истины и формами властной регуляции. Исследуется феномен рабства как воплощение властного доминирования, обуславливающего и обозначающего собой наиболее уродливые проявления отчуждения.

В седьмой главе «Категории труда и обмена в социально-антропологическом познании» обозначается стратегия продуктивного взаимодействия социальной антропологии и экономической теории. При этом отмечается, что в настоящее экономисты и ашропологи подходят к рассмотрению феномена социального обмена с диаметрально противоположных позиций. Первые склонны выдвигать в качестве сто образцовой формы обмен товарами, вторые - обмен дарами Провидится мысль о том, что проблема социального обмена предоставляет замечательную возможность для выявления философских импликаций как шггропоцетристского, так и экономикоцентристского способов познания мира. Раскрытие этих импликаций открывает возможность комплексного подхода к изучению меновых процессов и процедур. Подобная комплексность необходима и в рамках исследования труда. Именно так можно рассмотреть символическое и материальное измерения трудовой деятельности. Подчеркивается, что разделение двух этих измерений вовсе не совпадает с классическим противопоставлением умственного и физического труда (известным по крайней мере со времен Аристотеля). Умственный труд в той же мере наделен материальным измерением, в какой физический труд -символическим. Именно это обуславливает то, что труд может приобретать как стоимостное, так и ценностное выражение. Связь труда с ценностями и стоимостями предполагает также его сопряжешюсть со смыслом. Видоизменение смысла '[рудовых усилий служит одновременно (само)указанием произошедшей модификации трудовой деятельности, и способом, в рамках которого эта модификация осуществляется.

В тридцать втором параграфе «Феномен социального обмена (часть 1) и тридцать третьем параграфе «Феномен социального обмена (часть 2)» концептуализируется социальный обмен. При этом выделяется две полярные разновидности социального обмена: символический обмен и экономический обмен. В данном контексте с самого начала обозначаются вопросы: (1) в какой мере эти разновидности связаны и зависят друг от друга, (2) в каких институциональных и поведенческих формах выражается эта зависимость, (3) каким образом она запечатлевается в социальных и мировоззренческих ансамблях различных исторических эпох. В рамках ответа на эти вопросы намечается онтология вещи как дара и вещи как товара, «товарного тела» (К.Маркс). Исследуется социально-антропологические представления о даре и его формах. Даются характеристики общественных отношений, основанных па дарообмене. Раскрываются понятия потлача и кулы. Комментируются основные подхода к описанию феномена дарения (ММосс и его последователи). Анализируются распространенные в социальной антропологии представления об области символического и символических отношениях (К.-Г. Юнг, М.Элтаде, КЛеви-Строс, Ж.Бодрийяр, П.Бурдье). Параллельно прослеживается генеалогия понятия труда в новоевропейской мысли (У.Петти, ДРикардо, А.Смит, К.Маркс), выявляются этапы его проблематизации. Проводится мысль о необходимости выявления социально-исторических предпосылок копституирования труда в качестве модальности социальной практики, а производства - в качестве модальности социального бытия в целом. Рассматривается трудовая теория стоимости, раскрываются ее социально-онтологические аспекты. Сопоставляются различные вйдения экономики и экономических отношений. Раскрывается символическая подоплека доминирования экономической практики. Выявляется экономическая сторона символических обменов.

В тридцать четвертом параграфе «Проблема труда: взгляд социального антрополога» обозначается социально-антропологический подход к исследованию трудовой деятельности. Подчеркивается, что в настоящее время данный подход вытеснен экономическими и социологическими подходами. Ангажированность экономики и социологии оборачивается востребованием рецептурной модели знания, наиболее пригодной для «аналитических записок» и хозяйственно-патетических и решений. При этом нет ничего удивительного в том, что утрачивается возможность общетеоретической концептуализации человеческой работы. Экономика и социология в их прикладной ипостаси освобождаются от рассмотрения труда как проблемы общественного бытия, которая может и должна быть исследована как из перспективы анализа социального обмена (что составляет компетенцию экономической теории), так и из перспективы анализа социальных взаимосвязей (что входит в компетенцию социальной теории). Делается вывод о необходимости междисциплинарных исследований трудовой деятельности, в которых заметную роль играла бы не только социальная антропология, по и социальная философия. Философское осмысление экономических категорий, относящихся к исследованию трудовой деятельности, позволило бы, с одной стороны, прояснить метафизическую подоплеку политэкономического анализа труда, стоимостей и ценностей, а с другой -суммировать и классифицировать «работу» самого спекулятивного мышления. Антропологический подход, примененный к экономике труда, позволил бы обнаружить параллели между меновыми процессами в обществе, способами осуществления трудовой деятельности и характером формирования человеческой идентичности. Также философия могла бы поставить под вопрос социологические категории, несущие в себе вкрапления того, что в двояком смысле можно назвать трудом метафизики (будь то, к примеру, рациональный выбор, мотивация, социализм или социальное производство). Одновременно социально-философская теория могла бы показать происхождение метафизических конструкций, способных не только определять облик вещей, но и обозначать рамку нашей реальности. Антропология, ставшая достоянием социологии трудовой деятельности, дает возможность понять труд с точки зрения его рати в жизни отдельных общественных образований на различных этапах их развития. Итогом подобного исследования могло бы стать выявление принципов социально-исторического анализа человеческой практики.

В тридцать пятом параграфе «Труд и цель: между Гегелем и Марксом» и тридцать шестом параграфе «Начала труда и конец производства» трудовая деятельность рассматривается как генерализованная форма социальной практики. Обосновывается тезис о том, что и в «материалистической», и в «идеалистической» традиции воспринимается как целесообразная деятельность, т.е. предстает как деятельность, для которой смысл (а) гарантирован, (в) единообразен, (с) постоянен, ((1) рационален, (е) имманентен. Труд интерпретируется при этом как неустранимый аспект человеческого .существования и одновременно как предъявленный человеческому существу императив. Смысл труда оказывается в данном случае тем, что несет на себе бремя подобной неустранимости и/или обозначает императивность, трудовых усилий. Целесообразность становится лейтмотивом трудовой деятельности как специфической формы практики, «присущей» человеческому бытию. Именно эта постановка вопроса представлена в текстах Гегеля и Маркса. В рамках своего подхода Гегель выявляет, каким образом целесообразность труда включена, имплантирована в сами социальные отношения, и связана с регламентации

оп юг пений между людьми. Иными словами, Гегель рассматривает область целей, которые возникают в ходе осуществления трудовой деятельности, как область наиболее абстрактных форм взаимоотношений между людьми, т.е. как область, где социальное достигает наибольшей объективности. Однако инстанцией подобной объективации является смысл - оборот! гая сторона любой работы. Общественные отношения для Гегеля объективны, потому что сопряжены со смыслом. Для Маркса инстанцией, в рамках которой объективируется социальное, служиг уже не смысл, а материальное производство. Целесообразность лишается объективированности, отдаваясь на откуп человеческой мысли и тем решениям, которые принимаются человеком. Объективный статус абстракций, возникающих в нашей голове, не обсуждается. Это, в свою очередь, открывает возможность трактовать данные абстракции, как и идеальное в целом, лишь в категориях представлений и замыслов, роящихся в сознаниях людей. Говоря по-другому, абстрактное соотносится Марксом с сознательной деятельностью, а через нее - с человеческой субъективностью. Само же субъективное оказывается сопряжсшгым либо с всеобъемлющим детерминизмом, либо с не менее всеобъемлющим волюнтаризмом, т.е. оказывается в тисках излюбленного марксова выбора между бытием, определяющим сознание, и сознанием, определяющим бытие. Итогом переосмысления подходов Маркса и Гегеля становится вывод о том, что трудовая деятельность выступает одновременно результатом и предпосылкой объективации «политических», «религиозных», «экономических» отношений в форме соответствующего им способа обращения с вещами. Обозначается проблема «предела» производства, ставится вопрос о возможности непроизводственных сообществ.

В тридцать седьмом параграфе «Между глобализацией и «постмодерном»» характеризуются современные представления о труде и производстве. Подчеркивается, что провозглашения «кошта производства» имеет общее происхождение с суждениями о «конце истории» и/или «конце социального». С точки зрения постмодернистской «социологии», упраздгкягие принципа событийности обозначается в форме разрьюа взаимосвязи между становлением производительных сил и революционными процессами. С точки зрения «философии», упразднение того же самого принципа выражается в форме устранения зависимости между «экзистенциалыюстью» производства и «произвсдешюстью» жизни. Первая позиция может с полным правом ассоциироваться с творчеством Ж.Бодрийяра, вторая позиция - с творчеством Ж-Л. Ншгси. Оба теоретика снабдили современную социальную антропологию и социальную теорию парадоксальными интерпретациями трудовой деятельности. Согласно Бодрийяру, труд оказывается взаимосвязан с общественным бытием только в том случае, саш он лишается способности производить. Что касается Нанси, то, с его точки зрения, общественное бытие сопряжено с трудом исключительно в том случае, когда перестает восприниматься как нечто производимое. Рассматривается значение этих «постмодернистских» постановок вопроса в эпоху глобалистской виртуализации экономики (сопряженной с противопоставлением «производства» и «рынка»). Проводится мысль о функционировании тезисов Бодрийяра и Нанси как теоретических артефактов, непосредственно подталкивающих указанную виртуализации. Дискредитация «принципа производства» оборачивается распространением «смыслодефицота», характерного не только для повседневной жизни современных обществ, но и для ряда направлений современной философии.

Делается вывод о том, что при таком подходе к рассмотрению производственной деятельности «смыслодефицит» превращается в рамочное условие процессов самоидентификации, обретает статус культурного и культивируемого феномена.

В восьмой главе «Эвристика социально-антропологической мысли» описывается ставка на сциентизацию («онаучивание») социально-антропологического познания. Отмечается, что в рамках реализации этой ставки общество, рассматриваемое по меркам, которые были скроены для природы, становится «объектом». Человек, познаваемый в соответствии с теми мерками, которые были применены д ля культуры, превращается в «субъект». В итоге, это находит выражение в разнесении субъективирующих и объективирующих стратегий исследования, софийиой и эпистемной традиций. Выявляются альтернативы канона строгой науки в современном обществознании. Обозначаются постметафизическая, постгуманитарная и постсоциологическая перспективы становления социогуманитарного знания. Раскрывается их значение для современной социальной антропологии.

В тридцать восьмом параграфе «Канон строгой науки в современном обществознании» рассматривается стратегия сциенгазации социально-антропологического познания и социальной теории в целом. Констатируется, что ставка на всеобъемлющее «онаучивание» социальной теории «культура», открываемая ^оэ'ом, конструируется по тем же канонам, которые предстают данностями, конституирующими «природу» в тШюз'е. То же самое происходит и в случае со «онаучиванием» социально-антропологического познания: канон конститутивггых данностей, позволяющий ткНоя'у представить «культуру», идентичен процедурам, которые позволяют описать человеческое существо и кажутся конструктами кщоэ'а. Субстанциализация человека и общества ведет к тому, что сама перспектива осмысления этих феноменов открывается лишь в той мере, в какой они противопоставляются друг другу, начиная представать в качестве «сосудов», содержащих некие полярные свойства. Разнесение факторов «природы» и «культуры», приводящее в действие механизм мифологического дискурса, воспроизводится в процессе создания мыслительных фигур, которые обозначаются в науке как «человек» и «общество». Именно это разнесение, оргапизукяцее систему мифа, предстает в рамках классических и неоклассических направлений обществознания, одновременно как условие и итог концептуальной работы, ориентированной на субстанциализм и воплощающей (по самопровозглашению) возможность анализа «как такового». Отличие архаического субстанциализирующего мифа от современной научной мифологизации субстанциализма довольно очевидно. То, чем мифологическое мышление пользуется как находящимся в его распоряжении готовым материалом, современное аналитическое мышление субстанциалистского тшка принимает за собственное изобретение.

В тридцать девятом параграфе «Экзистенциальная компаративистика» метод анализа способов существования рассматривается как предельное воплощение социально-исторической компаративистики, которая являлась достоязшем социальной антропологии с момента ее возникновения. Анализ, выполненный в духе экзистенциальной компаративистки, сопоставляется с анализом, построенным на методе «идеальных типов» М.Вебера. Отмечается, что Вебер, связывая процесс познания с процессом создания теоретических абстракций (объяснительных моделей), остается безучастен к проблеме их взаимосязи с реальностью. Реальность моделей

выступает для исчерпывающей моделью реальности. В случае с экзистенциальной компаративистикой все обстоит принципиально иначе. С самого начала она переносит акцент на рассмотрите меры (и формы) причастности абстрактного реальному. Абстракции воспринимаются при этом не как средства, необходимые для осуществления познания, а как предметы, па которых должно концентрироваться внимание исследователя. При этом «отвлечение», которого взыскует так называемое «абстрактное мышление» (и которое оно видит в качестве своей предпосылки), исследуются социальной антропологией в опоре на аналитику социальных дистанций. Познавательная деятельность превращается в соотношение, возведенное л ранг познавательного принципа. В случае, когда сознание ученого начинает осмыслять как автохтонное образование, между «субъектом» и «объектам», «теоретиком» и «остальными» обозначается непреодолимое расстояние. Измерение (и, соответственно, преодоление) этой «непреодолимости» составляет общую стратегию экзистетщиальной компаративистики, нацененной па то, чтобы разглядеть отношения за абсолютами. Эта стратегия дополняет цель, реализации которой подчинен указанный метод: описать формы человеческой экзистенции, исходя из их единства с формами нашего социокультурного опыта. Таким образом, социальная антропология избирает экзистенциальную компаративистику как способ изучения интериоризованных (и шггериоризуемых) социальных структур, превратившихся в конфигурации нашей идентичности.

В сороковом параграфе «Постмстафизическое исследование человека» рассматривается кантианство как классический случай гуманистической метафизики. Отмечается, что характерной чертой кантовской моральной философии является то, что она - по принципиальным соображениям - сопряжена с подменой антропологии дидактикой и фактически отметет саму возможность антропологического знания. Человеческая идентичность превращается в частный случай идентичности разумного существа, находя в разумности универсальное определаме того, чем мы являемся, не взирая на любые другие виды отличетельиых черт. Это означает, что по отношению к универсальности разума, избираемого в качестве основания или источника идентичности, невозможна никакая альтернативная универсальность. Все, что противостоит подобному основанию (или не питается из данного источника), объявляется заведомо неуниверсализируемым, т.е. отметается по причине несостоятельности. В итоге, кантонский человек оказывается человеком-без-Другого, а кантовский разум - воплощением безбрежной самотождественности: множительной машинкой, порождающей собственные подобия. Цепь этих подобий простирается до самого горизонта, имя которому «единое человечество». Однако «единое человечество» существует лишь в качестве фантома, поскольку в нем, в конечном итоге, не узнают себя даже те, с кого кроилась униформа носителей человеческого в человеке. Иными словами, это фантом, потому что в него не может быть (или даже не должно быть?) включено ни одно человеческое существо. Описываются перспективы ухода от кантианских постановок вопроса, намеченные в текстах К.Маркса и Ф.Энгельса, Ж.Делеза, Ж.Бодрийяра и Э.Гидденеа.

В сорок первом параграфе «Постгуманитарное исследование человека» исследуется вопрос о предпосылках классической и нсклассической гуманитаристики. Проводится мысль о том, что современное гуманитарное познание становится социогуманитарным. Ложному (а, точнее, воображаемому) универсализму субъект-объектного взаимодействия социогуманитарные науки противопоставляют

социальное как (множественную) структуру сопричастности человека и мира. Это непосредственно связано с желанием исследовать «двойное дно» человеческой субъективности, обнаруженное еще Гегелем (которому удалось засвидетельствовать, что субъекту свойственно «удерживать в себе свое противоречие»). При этом отмечается, что со времен О.Конта и вплоть до второй половины XX века в проблематика двойственной субъективности была предана забвению. Несмотря на то, что так называемая «классическая» социальная и антропологическая теория представляла собой не что иное, как поле битвы между сторонниками «субъективизма» и сторонниками «объективизма», обе враждующие группировки сохраняли пссвдоуниверсализму субъект-объектной дихотомии. Как и во времена Канта она основывалась на восприятии человеческого Я как объекта, воплощающего наше тождество с самими собой. Объективисты либо отказывали ему в каком-либо привилегированном статусе, либо избегали его касаться. Субъективисты, напротив, помещали его в центр своего внимания. Именно этот выпадающий из общего ряда «объект» с неограниченными притязаниями на ноуменальность превращался в глазах «субъективистов» в инстанцию эмалирующей сущности.

В сорок втором параграфе «Постсоциологическое исследование человека» переосмысляется значение работ М.Вебера и Э.Дюркгейма для социально-аптропологического познания и социальной теории в целом. Отмечается, что современная тенденция развития обществознания связана скорее с отходом от постановок вопроса, завещанных ей социологией понимания (М.Вебер, символический интеракционизм, социальная феноменология) и социологией объяснения (Э. Дюркгейм и функционалисты). Причиной тому служит произошедшая смена перспектив: веберианское и дюркгеймианское наследие было сопряжено с превращением в достояние социально-теоретического познания тех вопросов, подходов и тем, которые с полным правом могут считаться метафизическими. Более того, обе версии классической социологии и есть разновидности социальной метафизики (причем Вебср выступает в большей степени восприемником Канта, а Дюркгейм - Гегеля). Современная социальная теория предполагает нечто обратное: не метафизический «традиционализм» делается достоянием социологического знания, а сама метафизика (в том числе, и метафизические «основания» дюргеймианской и веберианской классики) подвергается социологизации.

В Заключении подводятся итоги исследования, суммируются основные постановки вопроса, обозначаются выводы. Обсуждается вопрос о перспективах развития социальной антропологии в контексте происходящего обновления социогуманигаркого знания и трансформации других его отраслей.

Основные наложения диссертации, отражены в следующих нуйшкациях автора:

Монография:

Ашкеров А.Ю. Социальная а1ггропология. - М.: Маркет ДС, 2005. - 60S с (38 пл.) Сборник:

Ашкероп А.Ю. (отв.ред и сост.) Сумерки глобализации. Настольная киша антиглобалиста. - М. - АСТ-Ермак, 2004 (25 п.л.) Избранные статьи (более 30 п.л.):

1. Ашкеров А.Ю. Власть веры или власть пршгуждения?//13естш1к РАН. 2000. Т. 70. №11.

2. Ашкеров А.Ю. Жан-Люк Нанси как антрополог Совремсшгости.//Человек. 2000, №5.

3. Ашкеров А.Ю. Экономическая и антропологическая интерпретации социального обмена//Социологическийжурнал. 2001, №3.

4. Ашкеров А.Ю. Осторожно: трюизмы!//Логос. 2001, №5-6.

5. Ашкеров А.Ю. Политическое пространство и политическое время Античности//Вестник МГУ. Серия 12. 2001, №2.

6. Ашкеров А.Ю. Проблема идентичности у Иммануила Канта//Человек. 2001, №6.

7. Ашкеров А.Ю. Рабство//Новая философская энциклопедия. - М., 2001.

8. Ашкеров А.Ю. Глобализация и идеология евразийства.//Чсловек-культура-общество. Материалы международной конференции, посвященной 60-летию восстановления философского факультета. - М.: Изд-во «Современные тетради», 2002.

9. Ашкеров А.Ю. Пьер Бурдье: in тетогшт//Социологическое обозрение. 2002. Т. 1. Вып. 1.

10. Ашкеров А.Ю. Политика и человеческое бытие в работах Мишеля Фуко//Человек. 2002, Nal.

11. Ашкеров А.Ю. По ту сторону Понжа//Человек. 2002, №2.

12. Ашкеров А.Ю. Проблема взаимоотношений человека и власти в работах Мишеля Фуко//Вестник РАН. 2002. Т. 72, №3.

13. Европейская интеграция: анализ теории и практики//Всспшк РАН. 2002. Т. 72, №8.

14. Ашкеров А.Ю. Метаистория метаистории и декодирование Хейдспа Ушгга//Со1щологическое обозрение. 2002. Том 2, №1.

15. Ашкеров А.Ю. Мораль, разум, глобащващш//Социолошческое обозрение. 2002. Том 2, №3.

16. Ашкеров А.Ю. Яеориепталистские мотивы в жизни и творчестве Эдварда Саида.//Социологическое обозрение. 2002. Т. 2. № 4.

17. Ашкеров А.Ю. Гражданин мира полисов//Человек. 2002, №ó.

18. Ашкеров А.Ю. Глобализация как предмет философского суждения.//Русский журнал (февраль 2002).

19. Ашкеров А.Ю. Тайноведение versus консгафология.//Русский журнал (март. 2002).

20. Ашкеров А.Ю. Режимы перцептивности или о роли эстетики в политических модернизациях//Русский журнал (март 2002).

21. Ашкеров А.Ю. Что значит быть граждашшом?//Русский журнал (март 2002).

22. Анкеров А.Ю. Татьяна Толстая как зеркало русской интеллнгепции.//Традащия. Март 2002.

23. Ашкеров А.Ю. Татьяна Толстая и власть интеллигенции.//Русский журнал (март 2002).

24. Ашкеров А.Ю. Восток//Русский журнал (апрель 2002).

25. Ашкеров А.Ю. Запад (в соавт. у/Русский журнал (апрель 2002).

26. Ашкеров А.Ю. Евроинтеграция.//]Русский журнал (май 2002).

27. Ашкеров А.Ю. Застой//Русский журнал (ноябрь 2002).

28. Ашкеров А.Ю. Пьер Бурдье//Огечествепные записки. 2003, №1.

29. Ашкеров А.Ю. Вурдье и его чувство практики. (Рецензия на книгу «Практический смысл»у/Отечественныс записки. 2003, №1.

30. Ашкеров А.Ю. Политика идентичности (экспертное интервью)'/" Русский архипелаг. Март 2003.

31. Ашкеров A.IO. Тело (статьяу/Русский журнал (апрель 2003).

32. Ашкеров А.Ю. Права человска//Русский журнал (апрель 2003).

33. Ашкеров А.Ю. Властные отношения// Русский журнал, май 2003.

34. Ашкеров А.Ю, Тело и гдобализация//Материалы Международной конференции «XXI век: ка пути к единому человечеству?» - М.: Современные тетради, 2003.

35. Ашкеров А.Ю. Античный город//Человек. 2003, №4.

36. Ашкеров А.Ю. Борьба палестинского энциклопедиста//Отечествеш1ьге записки. 2003, №5.

37. Ашкеров А.Ю. Непроизводственные сообщества.//Русский журнал. Май 2003.

38. Ашкеров А.Ю. Начала труда и конец производствам/Отечественные записки. 2003, №2.

39. Ашкеров А.Ю. Между «живым прошлым» и ускользающей Совремс1шостъю//Социологическое обозрение. 2003. Том. 3, №4.

40. Ашкеров А.Ю. Новый интернационал? (В соавту/ Мониторинг общественного мнения. 2003, №4.

41. Ашкеров А.Ю. Политика и судьба. (К генеалогии политического прогнозирования)// Русский архипелаг (ноябрь 2003).

42. Ашкеров А.Ю. Философия труда//Социологическое обозрение. 2003. Т. 3. Вып. 2.

43. Ашкеров А.Ю. Труды о трудс//Вестник РАН. 2003, №12.

44. Ашкеров А.Ю. Менеджеры и глобализация (в соавт.) (раздел в коллективной монографииу/ Социальный профиль российского менеджера. - М.: Ассоциация менеджеров, 2004.

45. Ашкеров А.Ю. Философия вершится здесь и сейчас (интервьюу/ Ускользающий мир. - М.:ИСРАН, 2004.

46. Ашкеров А.Ю. След по имени «Деррида»//Информационное агентство АПН (октябрь 2004).

47. Ашкеров А.Ю. Клод Леви-Строе и структуралистская: революция в социально-антропологическом познаиии//Человек. 2004, №№4-5.

48. Ашкеров А.Ю., Ашкеров ГО.В. Исследовательский университет: уходящая натура или воспоминание о будущем?//Платное образование. 2004, №12.

ООО «ИСКРА»

Сдано в набор 17.09.2005. Подписано к печати 18.09.2005. Формат. Гарнитура Times New Roman Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл.п.л.2,5. Тираж 100 экз. Заказ № 69-09-05

Введение

1. Современное состояние теории, средств и методов автоматизации, компьютеризации технологических процессов с/х производства.

1.1. Особенности технологических процессов и микропроцессорные системы управления

1.2. Алгоритмы САУ для управления технологическими процессами для объектов с малым транспортным запаздыванием.

1.2.1. Т-регуляторы позиционного типа

1.2.2. ПИД регуляторы, самонастройка и адаптация

1.3. Особенности управления, связанные с переменной структурой объектов, а также с большим транспортным запаздыванием

1.3.1. Вопросы разработки АСУТП для объектов с большим запаздыванием

1.3.2. Управление объектами с переменной структурой.

1.3.3. Факторы изменяющие структуру объекта и системы управления.

1.4. Вопросы исследований и построения моделей и алгоритмов для разработки САУ технологическими процессами сельскохозяйственного назначения.

1.5. Класс систем управления с большим потоком входной информации

1.6. Архитектура САУ на базе микропроцессоров и микроЭВМ

1.6.1. Архитектура и компоненты серийных регуляторов на базе микроконтроллеров

1.6.2. Архитектура и компоненты САУ на базе микро ЭВМ.

1.6.3. Архитектура распределенных САУ

1.7. Цель и задачи диссертации

2. Анализ систем с переменной структурой

2.1. Вопросы теории систем с переменной структурой

2.1.1. Математическая постановка задачи

2.1.2. Разновидности систем с переменной структурой

2.1.3. Разбиение фазового пространства на структурно независимые области

2.2. Декомпозиция САУ с переменной структурой посредством принципа разделения на систему оценивания и САР

2.3. Переходные процессы при изменении структуры объекта и алгоритма управления

2.4. Аппроксимация областей структур в пространстве состояний, признаки идентификации

2.5. Разновидности систем управления с идентификатором структур.

2.6. Общие вопросы построения идентифицирующих распознающих) автоматов

Выводы по Главе

3. Методы построения признаков идентификации структур.

3.1 .Дискриминантные методы

3.2.Неадцитивные методы непараметрической аппроксимации

Метод логических потенциалов

3.3. Модель " N - полюсника " в задаче аппроксимации идентифицирующей функции

Спектр аппроксимирующих функций и сходимость метода потенциалов

3.4. Практическое использование метода логических потенциалов в САУ

3.4.1. Обнаружение и идентификация объектов по их текстурным признакам.

3.4.2. Метод логических потенциалов в задаче идентификации процессов

3.4.3. Выделение признаков виброакустического сигнала

3.4.4. Задача аппроксимации спектров и потенциальные функции

3.4.5 .Уравнение Фредгольма в задаче синтеза САУ распределенным объектом

Выводы по Главе

4. Синтез САУ с переменной структурой на логическом уровне.

4.1.Абстрактные автоматы и идентификация структур. Задача построения идентифицирующего автомата

4.2. Алгоритм идентификации структуры на основе таблиц решений (TP)

4.3. Алгоритм синтеза решающего дерева по TP

4.4. Информационный подход к отбору признаков

4.5. Упрощенные критерии информативности признаков.

4.6. Близость упрощенных критериев к информативности.

4.7. Характерные особенности поведения алгоритма древовидного типа при идентификации структуры АСУ

4.8. Синтез САУ с переменной структурой на базе микропроцессоров

4.9. Методика и примеры построения САУ с переменной структурой.

Выводы по Главе

5. Моделирование объектов и проектирование САУ на базе однокристальных микро ЭВМ.

5.1. Математическое и компьютерноеоделирование объектов и САУ

5.2. Аналитические и численные модели процессов и элементов АСУТП.

5.2.1. Двигатель постоянного тока.

5.2.2. Модель нагрева одноемкостного объекта.

5.2.3. Модель нагрева распределенного объекта.

5.2.4. Модель процессов в кормоподготовителе.

5.2.5. Модель тепломассообменных процессов в пастеризаторе.

5.2.6. Модель процесса изменения влажности в помещении

5.3. Цифровая (микропрогаммная) реализация регуляторов.

5.4. Обработка и фильтрация измерений.

5.5. Алгоритмы идентификация объектов, адаптации и самонастройки регуляторов.

5.6. Моделирование и управление некоторыми многомерными объектами . 152 Выводы по Главе

6. Особенности и реализация микропроцессорных САУ с переменной структурой.

САУ для объектов с большим транспортным запаздыванием.

6.1. Системы управления со статической моделью объекта

6.2. Погодный компенсатор для водяного отопления помещений.

6.2.1. Алгоритм адаптации компенсатора

6.3. САУ с предиктивной моделью объекта.

6.4. Каскадная система управления отоплением теплиц

6.5. Экстремальный регулятор оптимизатор.

6.6. Пастеризатор с компенсацией и рециркуляцией.

6.7. Взаимосвязное управления технологическими процессами брагоректификации.

Системы управления с переменной структурой.

6.8. Принципы построения САУ с переменной структурой.

6.9. Системы управления отоплением и приточной вентиляцией.

6.10. Динамическая модель нагрева объекта с переменной структурой

6.11. АСУТП для блочных теплиц

6.12. САУ с переменной структурой для холодильных установок

Выводы по Главе

7. Управляющие микроконтроллеры и компьютерные технологии в САУ сельскохозяйственного назначения.

7.1. Схемные решения и компоненты управляющих микроконтроллеров.

7.2. САУ с микроконтроллерами и ПромЭВМ для сложных задач управления

7.2.1. Архитектура САУ на базе микроконтроллеров и ПромЭВМ.

7.2.2. Унифицированная серия приборов для многоканальных САУ.

7.2.3. Информационно управляющие сети микроконтроллеров.

7.2.4.Распределенная управляющая сеть микроконтроллеров RS-NET.

7.2.5. Применение локальных сетей ЭВМ для управления в реальном времени.

7.2.6. Удаленные сети и АСУТП.

7.3. Программное обеспечение САУ технологическими процессами.

7.3.1. Программы микроконтроллеров для реализации регуляторов и идентификации объектов.

7.3.2. Программное обеспечение ПромЭВМ.

7.3.3. Программная система для управления технологическими процессами IGS.EXE

7.3.4. Открытая программная система для АСУТП под Windows.

7.4. Управляющая сеть микроконтроллеров для теплиц.

7.5. Аппаратное и программное обеспечение САУ спиртовым цехом.

7.6 Управляющая сеть контроллеров ампульного цеха

Выводы по Главе

8. Технико-экономическая оценка эффективности применения микропроцессорных АСУТП

Актуальность проблемы. Современные микроконтроллеры и ПЭВМ обладают высокой надежностью и достаточно низкой ценой, в следствии чего круг автоматизируемых объектов и процессов постоянно расширяется. Благодаря их бурному внедрению автоматизируются все более сложные процессы (объекты) управления. Микропроцессорные системы, благодаря дополнительным информационным каналам и сложным алгоритмам, позволяют обеспечить более качественное управление технологическими процессами, повысить выход продукции, урожайность, снизить энергопотребление, позволяют решить многие экологические и социально-экономические задачи.

• В настоящее время наименее разработаны алгоритмические, модельные и системотехнические вопросы проектирования сложных АСУТП с взаимосвязными контурами управления, с несколькими структурными состояниями системы, (несколькими режимами), а также при большом запаздывания в контуре управления и нестационарными внешними воздействиями. Например, взаимосвязное управление микроклиматом и технологическими процессами в теплицах, управление перерабатывающими линиями или цехами и пр.

Микропроцессорная техника позволяет автоматизировать процессы, применяя сложные, но эффективные алгоритмы управления. Однако эти возможности, предоставляемые современными информационными технологиями, используются слабо. Такое положение не позволяет существенно повысить технико-экономические параметры автоматизируемых процессов.

• Классификация (распознавание) неизвестных объектов применяется в робототехнических комплексах, таких как системы автовождения, управления агрегатами, системы подкормки с оптическим определением междурядий, в установках селекции семян, сортировки готовой продукции, диагностики заболеваний растений и др. В любом случае техническая зрительная система должна определять класс, расположение, ориентацию и свойства поверхности объекта. Проблемы создания таких систем являются очень сложными и менее всего разработанными.

Система диагностики определяет (распознает) состояние объекта, классифицирует неисправности, то есть идентифицирует структурное состояние объекта. В сельском хозяйстве - это диагностика парка электроприводов, машинно-тракторного парка. Диагностика механизмов по виброакустическим сигналам требует больших вычислительных затрат на обработку потоков данных, сложных алгоритмов и математических методов, которых требуется найти.

Таким образом, разработка теории и методов проектирования систем распознавания и САУ с переменной структурой является важной научно-практической проблемой, имеющей высокую актуальность и большое народнохозяйственное значение.

Предметом исследования являются автоматические системы агропромышленного и общего назначения, так или иначе распознающие текущее структурное состояние процесса управления или объекта. Такими системами являются распознающие системы и САУ с переменной структурой (СПС).

Исследования и разработки, составившие основу диссертации, выполнены в ИПМАН СССР в 1974-1985г, в РГАЗУ, ВИЭСХ и НИЦРО в 1986-2005гг.

Целью работы является теоретическое обоснование и разработка методик построения автоматически перестраиваемых систем управления сельскохозяйственного назначения, методов выделения признаков и синтеза систем распознавания и диагностики, разработка на основе этих результатов автоматических систем, обладающих высокой технико-экономической эффективностью. В соответствии с поставленной целью требовалось решить следующие задачи:

1. Обосновать и разработать математические модели и алгоритмы идентификации класса объектов и процессов общие для систем диагностики, восприятия и АСУТП с переменной структурой, объединить сенсорный и логический уровни в методах построения автоматических систем.

2. Разработать методику построения алгоритмов управления АСУТП с переменной структурой, автоматически изменяющих алгоритм работы в зависимости от автоматически идентифицированного структурного состояния объекта.

3. Проанализировать особенности технологических процессов, разработать их аналитические и численные модели объектов и САУ применительно к микроконтроллерной реализации АСУТП.

4. Разработать схемотехнические и программные принципы построения централизованных и распределенных автоматических систем сельскохозяйственного назначения на базе микроконтроллеров и ЭВМ. Проверить эти принципы путем разработки и испытания образцов управляющих контроллеров

На базе разработанной методики сконструировать и внедрить ряд АСУТП с улучшенными динамическими характеристиками и устойчивостью к аварийным и критическим ситуациям.

5. Для систем диагностики и распознавания разработать методы выделения признаков, а также метод автоматического синтеза алгоритма классификации, сочетающие достоинства известных методов и не имеющий их недостатков.

На базе этих методов разработать зрительные и виброакустические системы распознания и диагностики (для сельскохозяйственного производства). Испытать их в лабораторных и натурных условиях.

Методы исследований. В основу методики синтеза алгоритмов управления с переменной структурой вошли методы синтеза САУ, а также теория автоматов, методы таблиц решений и методы автоматического распознавания.

В основу методики разработки микропроцессорной реализации алгоритмов управления вошли численные методы вычислительной математики, методы таблиц решений. В основу технологии построения микропроцессорных управляющих контроллеров и сетей вошли методы измерительной и вычислительной техники, основные принципы программного и сетевого обеспечения.

В основу методик построения систем распознавания и диагностики вошли методы распознавания, таблиц решений, а также методы нечеткой логики.

Научная новизна исследований заключается в создании новых научно обоснованных методик разработки автоматических систем управления и распознавания, в новых технических и алгоритмических решениях, а также в разработке и внедрении новых серийных образцов автоматических систем для агротехнологий.

На защиту выносятся следующие научные положения:

1. Система управления технологическими процессами сельскохозяйственного назначения в условиях действия внутренних и внешних факторов, нарушающих ход процесса, должна иметь переменную структуру, автоматически изменяющуюся в зависимости от фактического состояния объекта управления и возмущающих факторов.

Архитектура САУ должна быть двухуровневой. Верхний уровень предназначен для идентификации структурного состояния объекта и перевода САУ на выполнение алгоритма управления, соответствующего текущей структуре объекта. Нижний уровень состоит из ряда алгоритмов управления объектом, нивелирующих изменения структуры системы и возмущающие факторы. Каждый из алгоритмов управляет объектом в конкретном неизменном структурном состоянии.

2. Для идентификации структуры САУ необходимо перейти от исходного пространства описания системы к пространству признаков-предикатов, на котором можно построить логический автомат, идентифицирующий структуру объекта управления и САУ.

3. Непараметрический метод классификации (аппроксимации областей структур в пространстве состояний) - метод логических потенциалов, который обобщает классические методы непараметрической аппроксимации областей структур (классов), а также многие методы теории "нечетких множеств". Найден и математически обоснован спектральный критерий и алгоритм ускорения сходимости метода потенциалов.

4. Алгоритмы управления структурой САУ, построенные на основе теории таблиц решений, входами которых являются признаки, полученные при оценивании состояния объекта и САУ, а выходами - изменения в структуре, состоянии и управлении САУ. Разработаны и обоснованы информационные критерии оптимизации таблиц для сокращения объема и повышения надежности матобеспечения САУ.

5. Метод и алгоритм управления при переменной структуре объекта с большим транспортным запаздыванием и люфтом исполнительного органа. Подобная САУ управляется идентификатором структуры и строится по каскадной схеме с предсказывающей моделью и компенсаторами внешних возмущающих воздействий, а также с предкомпенсаторами влияния дополнительных технологических процессов,.

6. Численные алгоритмы, позволяющие проводить моделирование и анализ систем, а также разрабатывать в короткие сроки алгоритмы и программы управления, идентификации, самонастройки, адаптации для компьютерной и микроконтроллерной реализации САУ.

Обоснование и разработку архитектуры, алгоритмов и системотехнических принципов построения микропроцессорных автоматических систем различного применения и распределенных сетей управляющих контроллеров на основе опыта их практической реализации и опытной эксплуатации на объектах сельскохозяйственного назначения.

7. Результаты разработки ряда АСУТП сельскохозяйственного производства, для которых характерно большое запаздывание управляющего воздействия, резкие изменения режимов работы при действии возмущающих факторов (обогрев и вентиляция теплиц и помещений, ректификация, пастеризация и т.п.).

8. Результаты разработки и испытаний зрительных и виброакустических систем распознавания и диагностики.

Достоверность основных положений проведенных исследований, теоретических выводов и методики подтверждается математическими выкладками и доказательствами, приемочными испытаниями разработанных САУ, их эффективным практическим использованием.

Практическая значимость : На базе разработанной методики, моделей, алгоритмов и программ были созданы серийные регуляторы, управляющие сети, АСУТП, а также распознающие и диагностические системы. Использование методики построения САУ с переменной структурой позволяет автоматизировать более широкий круг технологических процессов, сократить время и стоимость новых разработок. Применение созданных контроллеров и сетей позволяет повысить технический уровень производств, снизить пусконаладочные и эксплуатационные затраты, повысить выход и качество продукции, снизить энергопотребление.

Реализация работы: Разработана и внедрена (для фирмы "Овен") серия адаптивных и самонастраивающихся ПИД регуляторов, регуляторов с моделью и переменной структурой, в том числе контроллеры отопления и приточной вентиляции с водяными калориферами для животноводства и птицеводства (ТРМ-32,33). Разработаны и внедрены управляющие унифицированные 8-и канальные контроллеры МС8, которые прошли Государственные испытания. На их базе разработаны и внедрены: сеть компьютерной регистрации режимов работы электрических подстанций (для "ОстАлко"), управляющая сеть для ампульного цеха фармакологического комбината им. Семашко. Разработана АСУТП тепличного комбината, в настоящее время эти системы установлены и эксплуатируются в нескольких тепличных комбинатах: "Московский", "Новокосинский", "Дзержинский" Нижегор. обл, "Ульяновский", "Саранский", АОЗТ "Агротип". Разработана и внедрена АСУТП цеха ректификации, а также система мониторинга состояния спиртохранилища на "ОстАлко".

Разработаны и внедрены диагностические и испытательные системы различного применения: стенд для проверки и аттестации оросителей, стенд для диагностики тепловых процессов асинхронных электродвигателей (совместно с МП "Овен"), стенд для вибродиагностики двигателей внутреннего сгорания (для учебного процесса в РГАЗУ), стенд для диагностики состояния птиц по их акустическим сигналам (для Института этологии животных РАН).

Апробация работы : Основные положения работы и результаты исследований были представлены и получили одобрения на 10 Всесоюзных, Всероссийских и международных научно-технических конференциях.

Публикации: По материалам вошедшим в диссертацию опубликовано 33 печатных работы из них одна монография, кроме того, подготовлено 11 отчетов о НИР по Гос. темам и получено три авторских свидетельства.

Структура и объем работы: Диссертация состоит из введения, восьми глав и основных результатов, изложенных на 260 стр. машинописного текста, 50 рисунков, таблиц и графиков, списка литературы из 141 наименования.

ВЫВОДЫ и РЕЗУЛЬТАТЫ

Опыт создания сложных автоматических систем показывает необходимость наличия в них "интеллектуального" логического блока, под управлением которого перестраивается алгоритм работы системы. К таким системам относятся диагностические и распознающие системы, а также САУ с переменной структурой (ПС)

1. В результате исследований и разработок различных САУ определены типы САУ с переменной структурой, которые в отличие от известных, изменяют не только набор внутренних параметров (коэффициентов настройки), но и вектора контролируемых параметров, управляющих воздействий, а также алгоритм регулирования (п.2.5) [Л2-1,4,6,7].

Предложена и обоснована архитектура САУ с ПС, отличающаяся тем, что идентификатор структуры использует признаки, сформированные на основе значений, как контролируемых параметров, так и возмущающих факторов (п.2.4) [Л2-4,6]. При таком подходе построении идентификатора структуры аналогично построению распознающего или диагностирующего устройства.

2. Для простых САУ с ПС предлагается использовать параметрические дискриминантные признаки линейного и общего вида (п.3.1). Для сложных задач разработан непараметрический метод аппроксимации линейно неразделимых областей классов (структур) в признаковом пространстве - метод логических потенциалов (п.3.2, 3.3) [Л2-3,5], который обобщает непараметрические методы аппроксимации областей классов (структур), а также методы нечетких множеств. В отличие от метода потенциальных функций он основан не на модели распределения зарядов, а на распределении потенциалов в токопроводящей среде. Метод позволяет идентифицировать объект с большей достоверностью при малом архиве известных объектов. Найден и математически обоснован спектральный критерий сходимости методов логических потенциалов и потенциальных функций (п.З.З)[Л2-5].

3. Метод логических потенциалов успешно применен в разработке действующей системы зрительного восприятия для сложных управляющих комплексов (автовождение, диагностика болезней растений, сортировка семян и пр.) (п.3.4) [Л2-5]. Создана многопроцессорная стереоскопическая цветная система технического зрения, предназначенная для НИОКР по робо-тотехническим системам широкого профиля. Проведены успешные испытания системы по обнаружению, идентификации и сопровождению объектов в реальном времени и натурных условиях. Получено авторское свидетельство на способ нормирования изображений [Л2-11 ].

4. Разработана методика построения идентификатора структуры, отличающаяся, во первых тем, что идентификатор синтезируется как конечный автомат (п.4.1), во вторых, в качестве таблицы переходов используется таблица решений, построенная на основе признаков структур (п.4.2) [Л2-4,6]. В отличие от известных методов синтеза автоматов ставится задача не его минимизации, а задача обеспечения максимальной достоверности идентификации.

Для достижения высокой достоверности идентификатора структуры в САУ с ПС, а также алгоритмов диагностики и распознавания предложено использовать преобразование таблиц решений в древовидное решающее правило (п.4.3) [Л2-4,5,6]. Это дает возможность проверить на полноту и непротиворечивость все состояния автомата, относительно возможных структурных состояний объекта, что обеспечивает надежность алгоритма управления.

Получены и обоснованы критерии оптимизации дерева решений с целью повышения надежности идентификатора структуры. В отличие от известных методов перебор признаков производится по критерию их информативности - количества информации о структуре (классе) объекта, вносимых признаками (п.4.4) [Л2-4,5]. Разработаны и обоснованы оригинальные упрощенные критерии информативности, легко реализуемые на микроконтроллерах (п.4.5) [Л2-4,5,6].

5. Разработаны численные модели объектов и алгоритмы управления с переменной структурой (ПС) для реализации САУ на малоразрядных микроЭВМ и позволяющих существенно сократить память данных и программ, стоимость контроллеров (Гл. 5) [Л2-4].

Предложен метод построения пространства признаков, основанный, в отличие от известных, на решении интегрального уравнения Фредгольма с ядром потенциального вида. Метод успешно применяется в задачах управления распределенными объектами (линии пастеризации, туннельные печи) (п.5.2.3) [Л2-4], при этом "ортогонализуется" процесс управления по взаимосвязным каналам и процесс становится устойчивым, что часто не достигается применением независимых регуляторов в каналах.

Кроме того, этот метод успешно используется для синхронного спектрального анализа в системах вибродиагностики машин и механизмов (3.4.4))[Л2-11]. При этом резко сжимается пространство признаков, что упрощает построение идентифицирующего алгоритма и увеличивает достоверность распознавания.

6. Разработана методика построения САУ с ПС технологическими процессами в сельскохозяйственной и перерабатывающей промышленности (Гл.6) [Л2-1,4,6]. По этой методике разработан ряд САУ с ПС с улучшенными динамическими характеристиками и устойчивостью к аварийным и критическим ситуациям, позволяющие повысить выход (урожайность) и качество продукции, а также уменьшить энергозатраты:

Разработана и внедрена в серийное производство система управления микроклиматом теплиц, отличающаяся предиктивным алгоритмом с ПС, с компенсацией возмущений (п.6.4,п.6.11) [Л2-2]. Система обеспечивает более качественное управление в условиях большого транспортного запаздывания и инерционности системы отопления, резкого изменения возмущающих и технологических факторов (уход от графика в 3.5 раза меньше, чем у известных аналогов).

Также разработаны алгоритмы с ПС для САУ отоплением, приточной вентиляцией жилых, производственных и животноводческих помещений (п.6.9) [J12-7], позволяющие экономить до 20% тепловой энергии и исключить штрафы за превышение графика по обратной воде.

- Разработан алгоритм и реализовано микропроцессорное устройство защитного отключения электродвигателя. Это устройство не требуют установки датчика температуры обмотки, использует, в отличие от известных, модель теплопередачи (уравнение Фурье) с переменной структурой (п.6.10). Проведены успешные испытания. Алгоритм управления защитой позволяет более эффективно использовать электродвигатель и увеличить его ресурс.

Получены авторские свидетельства на данное устройство защиты [J12-9,10].

7. Разработаны системотехнические (п.7.1,2) и программные (п.7.3) принципы построения унифицированных контроллеров, позволяющие снизить затраты на их разработку [J12-4].

На основе этих результатов разработан ряд управляющих промышленных контроллеров: ТРМ-Зх, МС-8, Базис-8Р, МС-16, серийно выпускаемых фирмами "Овен", "Мезон", "АстраКон", "ЛайнКул". Алгоритмы функционирования контроллеров имеют переменную структуру. Эти контроллеры обладают рядом преимуществ перед известными аналогами:

- Высокой надежностью и удобством эксплуатации. В течение 4 лет круглосуточной эксплуатации система из 10 приборов МС-8 имела два отказа в измерительной плате из-за обрыва датчиков. Прибор прошел Государственные испытания и сертифицирован.

- Низкой стоимостью систем управления (600 -750 руб. на канал). Применение в САУ контроллеров с алгоритмом управления переменной структуры позволяет исключить дополнительные логические устройства, что дает экономию, сравнимую со стоимостью самого микроконтроллера.

Разработаны и обоснованы принципы построения сложных централизованных и распределенных АСУТП с переменной структурой для сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности. В частности АСУТП строятся на базе сетей автономных управляющих контроллеров и центральной ЭВМ. Разработан и внедрен ряд подобных АСУТП [Л2-2,4], в том числе АСУТП участка стерилизации, тепличного комбината, цеха ректификации и др. (п.7.4,5,6) [Л2-4,6].

1. Калиткин Н.Н. Численные методы. М.: Наука, 1978.

2. Баскаков С.И. Радиотехнические цепи и сигналы. М.: Высшая школа, 1988.

3. Сиберт У.М. Цепи, сигналы, системы. М.: Мир, 1988.

4. Справочник по теории автоматического управления. Под ред. А.А. Красовского. М.: Наука, 1987.

5. Бесскерский В.А., Попов Е.П. Теория систем автоматического регулирования. М.: Наука, 1972.

6. Солодовников В.В., Дмитриев А.Н., Егупов Н.Д. Спектральные методы расчета и проектирования систем управления. М.: Машиностроение, 1986.

7. Острём К., Виттенмарк Б. Системы управления с ЭВМ. М.: Мир, 1987.

8. Фрайтаг Г., Годе В., Якоби X. Введение в технику работы с таблицами решений. М.: Энергия, 1979.

9. Хамби Э. Программирование таблиц решений. М.: Мир, 1976.

10. Оре О. Теория графов. М.: Наука, 1980.

11. Справочник по теории автоматического управления. Под редакцией А.Красовского Москва Наука 1987.

12. Феллер В. Введение в теорию вероятностей и ее приложения. М.: Мир, 1967.

13. Емельянов С.В. Системы автоматического управления с переменной структурой. М.: Наука. 1967.

14. Кузин JI.T. Основы кибернетики. М.: Энергия, 1973.

15. Александров А.Г. Синтез регуляторов многомерных систем. М.: Машиностроение, 1986.

16. Рот^ч В.Я., &узищин В.Ф., Бутырев В.П. Алгоритмы адаптации в системах управления энергоблоками // Теплоэнергетика. 1979. №5.

17. Касаткин А.Г. Основные процессы и аппараты химической технологии. М. ГХИ, 1961.

18. Кокс С.У.Р. Микроэлектроника в сельском хозяйстве. М.: Агропромиздат, 1986.

19. Автоматизация и электрификация защищенного грунта // Под ред. акад. РАСХНИЛ Л.Г. Прищепа. М.: Колос, 1976.

20. Автоматизация технологических процессов сельскохозяйственного производства Сб.научн. трудов МИИСП П Под ред. акад. ВАСХНИЛ И.Ф.Бородин. М.: МИИСП, 1984.

21. К.Фу,Р.Гонсалес,К.Ли. Робототехника, Москва ММИР 1989.

22. Схема развития электрифицированного тепличного овощеводства на период до 2000. Отчет о НИР по Программе ГКНТ 0.51.21. Рук. В.Н.Судаченко НИПТИМЭСХ НЗ РСФСР, Ленинград Пушкин. 1988.

23. В.Н. Судаченко, Г.В.Литновский, Б.А. Арутюнян, В. А. Иванов. Программы видеоотображения в АСУ ТП в теплицах. Тезисы докладов Всесоюзной научно-технической конференции " Автоматизация производственных процессов в сельском хозяйствеМосква, 1989.

24. Микропроцессорная распределенная система управления технологией в тепличном производстве. Акад. УССР Б.Б.Тимофеев, А.М.Литвинов, В.А.Нескубин и др. Приборы и системы управления ,N 12 ,1986.

25. Липов Ю.Н. Механико технологическое обоснование структуры, параметров рабочих органов и комплексов машин защищенного грунта. Докторская диссертация . Москва 1993.

26. Воробьев.В.И., Грибунин В.Г. Теория и практика вейвлет-преобразования. СПб.: Издательство ВУС,1990.

27. С.Л.Марпл-мл. Цифровой спектральный анализ и его приложения. Москва. МИР. 1990.

28. И.С.Грузман, В.С.Киричук и др. Цифровая обработка изображений в информационных системах. НГТУ 2002.

29. Л.Л.Мясников, Е.Н.Мясникова. Автоматическое распознавание звуковых образов. Энергия. Ленинград 1970.

30. В.А.Ковалевский. Методы оптимальных решений в распознавании. Москва. Наука .1976.

31. М.М.Бонгард. Проблема узнавания Москва Наука 1967.

32. С.Ватанабе. Разложение Карунена-Лоэва и факторный анализ. Теория и приложения. В сб. Автоматический анализ сложных изображений. Москва. МИР. 1969.

33. В.И.Васильев. Распознающие системы. Наукова думка, Киев 1979.

34. К.Чуи. Введение в вейвлеты. Москва МИР 2001

35. М.Минский, С.Пейперт . Персептроны . Москва, МИР, 1971.

36. Теория автоматического управления. Под ред. А.В.Нетушила .москва, Высшая школа, 1978.

37. А.П.Вощинин, С.В.Егоров, М.Б.Коломейцева. Автоматизированные системы управления технологическими процессами. Москва, МЭИ, 1977г.

38. И.И.Мартыненко,Б.Л.Головинский,Р.Д.Проценко,Т.Ф.Резниченко. Автоматика и автоматизация производственных процессов. Москва Агропромиздат 1985.

39. В.М.Глушков. Введение в кибернетику. АН УССР, Киев 1964.

40. М.А.Айзерман, Э.М.Браверман,Л.И.Розоноэр. "Метод потенциальных функций в теории обучения машин". Наука, Москва, 1970.

41. Вибрации в технике. Измерения и испытания. Т5. Под ред. М.Д.Генкина. Москва. Машиностроение. 1981.

42. В.И.Крутов Автоматическое регулирование двигателей внутреннего сгорания. Москва Машиностроение 1979.

43. В.В.Кафаров, В.П.Мешалкин, Л.В.Гурьева. Оптимизация теплообменны процессов и систем. Москва, Энергоатомиздат 1988.

44. И.И.Мартыненко, А.И.Мартыненко. Принципы построения биокибернетичесских систем управления микроклиматом в теплицах. Тезисы докладов Всесоюзной научно-технической конференции "Автоматизация производственных процессов в сельском хозяйстве". Москва, 1989.

45. А.А.Лебедь. Микроклимат животноводческих помещений. Москва. Колос. 1984.

46. Г.А.Гуляев. Автоматизация сельскохозяйственных объектов в классе систем управления с переменной структурой. Тезисы докладов Всесоюзной научно-технической конференции "Автоматизация производственных процессов в сельском хозяйстве". Москва, 1989.

47. Мудрик В.А. Крмплексная оценка влияния оптического излучения и других климатических факторов на продуктивность растений. Автореферат кандидатской диссертации. Москва 1994.

48. Молодцов И.И.,Пилюгина В.В.,Косов В.И. Технические средства для выращивания растений в теплицах. Техника в сел. хоз-ве. 1984. N 2.

49. Лузик А.И. Методика обоснования режимов работы и конструктивных арактеристик автоматизированной системы испарительного охлаждения и увлажнения в теплицах. Селекция, семеноводство и агротехника овощных культур. М7, 1982.

50. Сысоев Е.С. Автоматизация технологических процессов в теплице. Тракторы и сельхозмашины. 1984. N4.

51. В.Н.Судаченко.,В.А.Терпигорев, Г.Ф.Попов. Механизация и автоматизация работ в защищенном грунте. Л.,Колос, 1982.

52. Э.И.Гуревич, Ю.Л. Рыбин . Переходные тепловые процессы в электрических машинах. ЭАИ 1983.

53. А.М.Цирлин. Оптимальное управление технологическими процессами Москва, Энергоатомиздат,1986.

54. А.Н.Плановский, В.М.Рамм, С.3.Каган. Процессы и аппараты химической технологии. Москва 1986.

55. С.Т.Ходько, Проектирование систем управления с нестабильными параметрами. Ленинград, Машиностроение, 1987.

56. Асинхронные двигатели общего назначения . Под ред. В.М.Петрова, А.Э.Кравчика. Москва. Энергия. 1980.

57. И.И.Петров, А.М.Мейстель. Специальные режимы работы асинхронного электропривода.Москва. Энергия .1968.

58. Справочник по теоретическим основам радиоэлектроники. Под редакцией Б.Х.Кривицкого., В.Н.Дулина. Москва, Энергия, 1977.

59. Искусственный интеллект. Справочник. Под рел. Э.В.Попова. Москва РиС 1990.

60. Н.Винер. Кибернетика. Москва. Наука., 1983.

61. Р.В.Хэмминг. Цифровые фильтры. Москва, Советское радио, 1980.

62. Р.Экхауз,Л.Моррис. Мини-ЭВМ, организация и программирование. Москва, Финансы и статистика, 1983.

63. Р.Беллман, Э.Энджел. Динамическое программирование и уравнения в частных производных.®Москва, МИР, 1974.

64. Е.В. Шикин, Ф.В.Боресков. Компьютерная графика. Диалог МИФИ 2000.

65. П.И.Рудаков, В.И.Сафонов. Обработка сигналов и изображений. Диалог МИФИ 2000

66. Хакен Г. Принципы работы головного мозга. Москва ПерСэ. 2001

67. Д.А.Поспелов, В.Н.Пушкин. Мышление и автоматы. Москва,Сов. радио, 1972.

68. Восприятие и деятельность. Под ред. А.Н.Леонтьева МГУ 1976.

69. П. Уинстон. Искусственный интеллект. Москва, МИР, 1980.

70. К.Фу,Р.Гонсалес, К.Ли, Робототехника. Иосква, МИР, 1989.

71. Г.Корн, Т.Корн. Справочник по математике. Москва, МИР, 1974.

72. А.А.Боровков. Теория вероятностей. Москва, наука 1976.

73. Б.И.Жарковский. Приборы автоматического контроля и регулирования. М.: В.Ш, 1989.

74. Средства измерения и контроля температурно-влажгостных режимов в агропромышленных технологиях. Информприбор,Москва,1987. N15.

75. V.Cappellini, A.G.Constantinides, P.Emilani. Digital filters and their applications. Academic Press, London. 1987.

76. Horticultural engenering- AGROTERM, P.O.B. 23 2685 ZG Poeldijk Holland, 1988.

77. Bailey B.J. "Measuring glasshouse heat inputs and limitation of the metods". The Grower 83, 1975.81. van der Borg H.H. Symposium on Computers in Greenhous Climat control. Acta Horticulturae 106,1980.

78. Brewer H.L., Batal K.M., A free-cell system of raising seedling to conserve greenhouse energy use. Energy in Agr. 1983.V2,N2.

79. Benedetto J., Fraizer.M., Wawelets: Matematics and Applications. CRC press, Boca Raton, Fla.,1993.

80. Giacomelli G.A., Ginger M.S., Microcomputer control of a warm floor heated greenhouse . Proc. of the Agri-Mation., St. Josef, Mich. 1985.

81. Hesketh Т., SkiltonR.A. Advantaced digital control for New Zeland glasshouses. J.arg. engg.Res.1986. V.34,N3.

82. Matthews R.W., Saffell R.A. Computer control of humidity in experimental glasshouse. J.arg. engg.Res.1986. V.33,N3.

83. Ursacord Compact Combination ein neues Geratesystem fur die Kleinautomatisierung. D.Frohlich.Gartenbau. Berlin,1983. Bd30,N 3,11.

84. Rothild Ch.J. Low-cost automated Instruments for Personal Computer. Hewlett Packard Journal. 1986,v.37, N 5.

85. Wocker M. Automatisierung einer Starkfabrik mit TELETERM- M Starke. 1987.-Bd 39, N 5.

86. Uemura K. A houskeeping system. Mitsubishi Electric Advance. 1985. vol. 32 Sept&

87. Data converter reference manual. v2. Analog Devices Inc,1992.

88. Tufts D.W., Kumaresan R., Estimation of Frecanciesjf Multiple Sinusoid. IEEE proc., vol 90 1982.

89. Soille P. Morphologiecal Image Analis/ New York. 1999.

90. Von Zabelitz C. Technical and Phisical Aspect of Energy Saving in Greenhous. Kirchberg, Luxemburg: Commision of the European Communities. 1977.

91. Novikoff F., On convrgence proofs for perceptrons. Polytechnik Institute of Brooklyn, v. XII, 1963.

92. Ziegler J.G,Nicols N.K; Optimum Setting for Automatoc Controllers, Trans ASME,64,750-68,19421. ЛИТЕРАТУРА АВТОРА Л-2.

93. Ерков А.А. Особенности управления тепломассообменными процессами в системах с запорными клапанами.-Механизация и электрификация сельского хозяйства, 2004,№7,с. 23.24. ®

94. Ерков А.А. Микропроцессорная система управления микроклиматом в теплице. -Техника в сельском хозяйстве, 2005, №3, с.23-27

95. Ерков А.А. Распознавание текстур для агротехнологий. Механизация и электрификация сельского хозяйства, 2005, №7, с. 27.31.

96. Ерков А.А. Микропроцессорные системы управления и их применение. -М.: ВИЭСХ, 2002. Монография. 215 с.

97. Ерков А.А. Оптимальное решающее правило с оценкой достоверности М.: Препринт ИПМ АН СССР №134,1984. Монография. - 29 с.

98. Ерков А.А. Мусин A.M. Компьютерный анализ и синтез систем управления сельскохозяйственными объектами. Техника в сельском хозяйстве, 1998, №2,с.15.19.

99. Ерков А. Контроллеры для управления вентиляцией. Сельский механизатор, 1999, №2, с.32.,.34.

100. Ерков А.А. Башилов A.M. Системы технического зрения для точного земледелия. Автоматизация электрифицированного сельскохозяйственного производства. М.: Труды ВИЭСХ, т.89, 2004, с. 128. 138.

101. Ерков А.А., Мусин A.M. и др. Электродвигатель с системой защиты. Авт. свидетельство №2159491,2002.

102. Ерков А.А., Мусин A.M. и др. Система защиты электродвигателя. Авт. свидетельство №21664051,2002.

103. Ерков А.А. Управляющая сеть ЭВМ тепличного комбината.//Автоматизация производственных процессов в сельском хозяйстве. Тез. докл. Всесоюзной научно-техн. конф- Минск Москва, 1989, с.70.,.72.

104. Ерков А.А., Вараксин А.Н., Прищеп И.В. Вибродиагностический комплекс. Тезисы доклада международной научно-технической конференции " Автоматизация сельскохозяйственного производства". ВИЭСХ Москва, 1997.

105. Ерков А.А., Тараторкин В.М. Идентификация в диагностике сельскохозяйственных машин и механизмов. Сборник трудов ВСХИЗО. М.: 1995, с. 151.152

106. Ерков А.А.,Сулханов В.И.,Мямлин А.Н. Гибридная многопроцессорная СТЗ. Препринт ИПМ АН СССР №023,1984.

107. Ерков А.А. Сулханов В.И. Некоторые вопросы восприятия, обработки и распознавания. Препринт ИПМ АН СССР №121,Москва, 1978. 68 стр.

108. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Система технического зрения для распознавания и ориентирования деталей. Сборник "Проблемы машинного видения" под редакцией чл.-корр. АН СССР Д.Е.Охоцимского ИПМ АН СССР, 1982,с .133.140.

109. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Способ нормирования двухуровневых изображений. Авт. свидетельство 1035620 от 15.04.1983.

110. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Синтез автоматов древовидной структуры и его применение. Всесоюзная конференция "Адаптивные роботы-82" Тезисы докладов. Нальчик 1982.

111. Микроконтроллер для экономных систем отопления и вентиляции. Тезисы доклада на Международной научно-технической конференции. Энергосбережение в сельском . хозяйстве. ВИЭСХ Москва, 1998

112. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Применение ТЗС для ориентации деталей в робототехнических комплексах.журнал Судостроение НПО "РИТМ" 1982.

113. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Самообучающаяся система распознавания. Тезисы Конференции " Теория адаптивных систем и ее применение". Москва-Ленинград, 1983.

114. Ерков А.А.,Е5ямлин А.Н.,Сулханов В.И. Система технического зрения для ориентации и идентификации объекта по его контурному изображению. Наука 1983., в сборнике Всесоюзное совещание по робототехническим системам.

115. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Техническая зрительная систем для ориентирования объекта по его теневому изображению. ГКНТ АН СССР. Первое Всесоюзное Совещание по робототехническим системам", 1981.

116. Ерков А.А. АСУТП для теплиц. Автоматизация и производство.-М:.Овен,1999,№16,с 17.18.

117. Ерков.А А., Ковалев А.В. Адаптивные микропроцессорные и САУ и САУ. Тез. докл. Международн. научно-техн. конф. "Автоматизация сельскохозяйственного производства". -М.: ВИЭСХ, 1997.Том 2,с.116 .

118. Ерков А.А. Оптимальное решающее правило и таблицы решений в задаче синтеза логического уровня управления Тезисы доклада научно-технической конференции " Автоматизация сельскохозяйственного производства". Москва, 1997.

119. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Техническая зрительная система для ориентирования одиночного объекта по его теневому изображению- Второе Всесоюзное Совещание по робототехническим системам", Москва. 1982.

120. Ерков А.А.,Мямлин А.Н.,Сулханов В.И. Простые алгоритмы обработки изображений и определение ориентации объектов. Всесоюзная конференция" Адаптивные роботы -82 " Тезисы докладов. Нальчик-Москва 1982.

121. Ерков А.А. С.Д.Головков, В.И. Сулханов Метод автоматического отбора признаков и построение решающего правила . Всесоюзная конференцияция "Адаптивные роботы- 82 Тезисы докладов. Нальчик- Москва 1982г

122. Ерков А.А., Мямлин А.Н., Сулханов В.И. Синтез автоматов древовидной структуры и его применение. Всесоюзная конференция " Адаптивные роботы -82 " Тезисы докладов. Нальчик-Москва 1982

123. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Управляющая сеть микроконтроллеров. Автоматизация и производство. -М.:Овен,1997, №2, с.24.,.25.

124. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Новый многоканальный микропроцессорный регулятор. Автоматизация и производство, -М.:Овен, 1996, №8, С.6.7.

125. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. ТРМ32 и ТРМЗЗ приборы для автоматизации систем отопления. Автоматизация и производство. - М:.Овен, 1998, №15, с.18.,.21.

126. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Типы и применение регуляторов. Управляемые объекты и их модели. Автоматизация и производство. М.:Овен, 1996, №3,с.14.17.

127. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Терморегулирование без проблем. Автоматизация и производство -М.:Овен, 1996, №4, с.14.17.

128. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Регуляторы с ПИД законом регулирования. Автоматизация и производство. М.:Овен, 1996, №5,с.9.11.

129. Ерков А.А., Хорошавцев А.В.Адаптивные ПИД регуляторы. Автоматизация и производство. М.:Овен ,1996, №6,с.9.11.

130. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Типы и применение регуляторов АСУ технологическими процессами с большим транспортным запаздыванием. Автоматизация и производство. -М.:Овен ,1996, №7,.с. 14. 17.

131. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Особенности применения трехпозиционных регуляторов. .- Автоматизация и производство М.:Овен 1998, №4, с. 15. 17.

132. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. Новый микропроцессорный регулятор ТРМ-14, Автоматизация и производство М.:Овен 1998, №8-9, С.6.8.

133. Ерков А.А., Хорошавцев А.В. ТРМ32 и ТРМЗЗ приборы для автоматизации систем отопления и вентиляции. Автоматизация и производство. - М.:Овен,1998, №15, с.18.,.21.

134. Ерков А.А., Чувашев В.Н. Некоторые особенности испытаний сложных регуляторов и САУ. Труды международной конференции. Луганск 2003.,6 стр.

135. Ерков А.А. Унифицированная серия приборов для многоканальных САУ. //Энергосбережение в сельском хозяйстве: Труды междунар. конференции. М.: ВИЭСХ, 2003,. Москва 2003., Часть 2, с.201.,.207.

136. Ерков А.А. Управление микроклиматом теплиц. //Энергосбережение в сельском хозяйстве: Труды междунар. конференции. М.: ВИЭСХ, 2003, Часть 2, С.194.200.

137. Ерков А.А Опыт разработки и эксплуатации АСУТП в производстве и переработке сельскохозяйственной продукции. Автоматизация электрифицированного сельскохозяйственного производства. М.: Труды ВИЭСХ т.89,2004, с.107.,.117.

138. Ерков А.А,Мусин A.M. Микропроцессорное устройство защитного отключения электродвигателей. // Энергообеспечение и энергосбережение в сельском хозяйстве: Труды 4-й междунар. конференции. -М.: ВИЭСХ, 2004, Часть 3, с.214.,.219.

139. Ерков А.А. Микроконтроллер для экономных систем отопления и вентиляции. . // Энергообеспечение и энергосбережение в сельском хозяйстве: Труды междунар. конференции. М.: ВИЭСХ, 1998, Часть 2, с.211. .212.

140. Ерков А.А. Мусин A.M. Синтез САУ с переменной структурой для блока теплиц Труды ВИЭСХ, том 83,-М.: 1997, с.40.,.50.