автореферат диссертации по информатике, вычислительной технике и управлению, 05.13.11, диссертация на тему:Объектно-ориентированное описание графового представления программ и моделей

На правах рукописи

ЕМЕЛЬЯНОВА Татьяна Петровна

КОНСТРУИРОВАНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

Специальность 19.00.05 — социальная психология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора психологических наук

Москва - 2006

Работа выполнена в лаборатории социальной и экономической психологии Института психологии Российской академии наук

Официальные оппоненты: доктор психологических наук, профессор

Лебедева Надежда Михайловна доктор психологических наук, профессор Семенов Валентин Евгеньевич доктор психологических наук, профессор Стефаненко Татьяна Гавриловна

Ведущая организация: Российская академия государственной

службы при Президенте РФ

Защита состоится 25 декабря 2006 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 002.016.01 при Институте психологии Российской академии наук по адресу: 129336. г. Москва, ул. Ярославская. 13.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института психологии РАН.

Автореферат разослан ¿¿о октября 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат психологических наук

Е.А.Андреева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуалъноо ъ темы и постановка проблемы. С конца 80-х годов XX века перестройка всей социально-экономической и политической системы нашей страны породила у различных групп населения острую потребность в осознании произошедших общественных трансформаций и порой радикальных изменений в их жизни. Конструируя свое представление о социальных изменениях, люди создают собственное видение существующих проблем, которое подчиняется определенным социально-психологаческим закономерностям. Анализ этих закономерностей, с одной стороны, позволяет воссоздать картину событий политической и экономической жизни, сконструированную различными социальными группами, а, с другой, приблизиться к пониманию тех социально-психологических механизмов, которые действуют в социальном познании людей в период трансформационных изменений общественного уклада- Рыночные экономические отношения порождают неравенство материальных возможностей различных групп населения, которое резко проявляет себя в обнищании большинства граждан и обогащении меньшинства. Логическим следствием этой ситуации является возросшая напряженность в обществе, социально-психологические механизмы и последствия которой нуждаются в изучении.

Одной из важнейших проблем российского общества остаются процессы демократизации и их восприятия в обыденном сознании разных групп населения. Неоднозначность в оценках демократических преобразований общества, рост симпатий в пользу более жестких, авторитарных форм управления государством с целью «наведения порядка в стране», с одной стороны, способствуют стабилизации полипиеской ситуации, но, с другой, создают препятствия для формирования зрелого гражданского общества в России. Пассивность, политическая и социальная апатия населения имеют социально-психолопетеские корни, анализ которых'составляет специальную научную проблему. Развитие гражданского общества в России напрямую связано с формированием адекватного понимания его членами существа демократических преобразований не только как комплекса новых политических институтов, но и как необходимости развития новой психологии гражданской активности личности, ее ответственности и вовлеченности в общественные процессы. Для подхода к решению этой проблемы в диссертации разрабатывается концепция коллективного субъекта, которая раскрывает его социально-психологические особенности и позволяет объяснить на социально-психологическом уровне условия, факторы и механизмы конструирования социальных представлений, ориентирующих социальные действия больших социальных групп.

Новый экономический уклад общества, изменивший его структуру, внес существенные коррективы в экономическое сознание граждан, акгуализиро-

вав такие его категории, как рыночные отношения, предпринимательство, богатство и др., и изменив систему ценностных ориентаций наших соотечественников в пользу материальных ценностей. Эти глубокие преобразования вызвали к жизни социальные представления, которые призваны объяснить новые экономические реалии на обыденном уровне, вписать их в систему имеющихся категорий и дать им оценку. Раскрытие содержания этих социальных представлений, а также характера и значения включенных в них нравственных оценок экономических преобразований представляет собой важную научную проблему. Оно позволяет не только углубить понимание процессов обыденного познания новых явлений в трансформирующемся обществе, но и предсказать поведение отдельных социальных групп в сфере экономики.

Новые экономические отношения в российском обществе, образование гигантского разрыва в уровне благосостояния между социальными группами населения обострили интерес граждан к нравственным аспектам экономики. Это представляет особую важность для нашего общества, поскольку социальная напряженность достигает порой высокого уровня и проявляется в открытых действиях протеста социально незащищенных слоев, выступающих под лозунгами социальной справедливости. В истории России нравственное сознание традиционно выполняло функцию важнейшего регулятора поведения у представителей всех слоев общества. Однако в современных условиях благотворительность, сочувствие к обездоленным группам населения утратили свой былой статус общественных ценностей. Это противоречие между национальной традицией ориентации на духовное, нравственное начало и резким снижением морального потенциала современного общества лежит в основе кризиса общественной морали. Поиск путей понимания социально-психологических оснований этого противоречия обусловил направление исследования того, как интерпретируются моральные категории справедливости, ответственности и др. в социальных, представлениях различных групп, какова их внутренняя структура и логика.

Распад СССР, изменение места и роли России в мировой экономико-политической системе повлекли за собой изменения в национальной и гражданской идентичности членов больших социальных групп. Создавшееся противоречие между прежним ощущением себя гражданами могущественной державы и осознанием нынешнего невысокого экономического и гуманитарного статуса России в мире требует анализа социально-психологического содержания этого противоречия и, прежде всего, содержания тех обыденных объяснений, которые аккумулируются в сконструированных людьми социальных представлениях.

Обострение межнациональных отношений, происходящее на фоне гло-бализационных процессов, проявляет себя в усилении ксенофобии, во всплесках экстремизма и неонацизма в российском обществе. Исследование

социальных представлений в сфере национальных отношений позволяет лучше понять социально-психологические основания поведения граждан по отношению к другим этническим группам. Изучение особенностей конструирования социальных представлений о глобализации поднимает проблему того, как интерпретируются и оцениваются нашими гражданами новые тенденции в мировой экономике и политике, как на ментальном уровне преодолевается кризис идентичности, охвативший российское общество. Противоречие, порожденное развертыванием процессов глобализации, с одной стороны, и стремлением российского общества сохранить свою самобытность, с другой, нуждается в социально-психологическом анализе и объяснении.

Проблемы и трудности, порожденные этими противоречивыми тенденциями, проявляются на социально-психологическом уровне в форме различных феноменов (кризиса идентичности, изменения системы отношений, ценностных ориентации, установок и др.), детально изученных отечественными социальными психологами. Однако отсутствуют комплексные фундаментальные исследования обыденных ментальных феноменов — социальных представлений, — которые конструируются социальными группами под влиянием различных факторов и выполняют важные социально-психологические функции адаптации, совладания с ситуацией, стабилизации эмоционального состояния и др. Изучение особенностей конструирования социальных представлений в условиях общественной трансформации является актуальным не только в плане концептуализации проблем современного российского общества с позиций психосоциального подхода, оно также позволяет реконструировать картину общественной жизни, существующую в обыденном сознании населения, которая имеет большой прогностический потенциал для анализа тенденций динамики общественной психологии.

Вычленение названных противоречий и проблем, а также анализ работ, существующих в данной области, привели к выводу о необходимости проведения комплексного теоретико-эмпирического исследования социально-психологических механизмов и факторов изменения обыденного сознания граждан через конструирование ими социальных представлений в сфере экономики, политики и межнациональных отношений.

Объектом исследования, состоящего из трех частей, выступили представители больших социальных групп российского общества, выделенных по принципу возраста, профессиональной принадлежности, отношений собственности. Общее число респондентов составило 2893 человека.

Предметом исследования явились основные параметры конструирования социальных представлений о феноменах общественной жизни различными социальными группами в условиях трансформации российского общества.

Цель исследования заключается в разработке нового научного направления — изучения конструирования социальных представлений в ситуации

общественной нестабильности посредством анализа параметров и характеристик конструирования различных компонентов социальных представлений о политических и экономических преобразованиях современного российского общества.

Задачи исследования состоят в следующем:

1. Провести теоретический анализ истории и современного состояния консгрукционисгского направления в социальной психологии.

2. Раскрыть концептуальные основы и методологические истоки теории социальных представлений, показать ее родство с конструкционистским направлением, а также ее методологическую близость к дискурсивной психологии и к социальному конструкционизму К. Гергена.

3. Проанализировать современное состояние теории социальных представлений, новые методологические подходы, сформировавшиеся в ее рамках, с целью изучения возможностей исследования феномена социального представления в современных российских условиях.

4. Распространить теорию коллективного субъекта на большие социальные группы, раскрыть основные факторы, изменяющие уровень субъект-ности большой социальной группы, и проанализировать параметры данной формы коллективных субъектов в условиях общественной нестабильности.

5. В рамках нового научного направления — изучения конструирования социальных представлений в ситуации общественной нестабильности — раскрыть факторы, функции и механизмы этого конструирования.

6. Выявить своеобразие конструирования различных компонентов социальных представлений о политических и экономических преобразованиях российского общества на основе данных авторских кросскультурных исследований, а также с помощью сравнения полученных результатов с данными зарубежных исследований.

7. Показать роль нравственных компонентов в конструировании социальных представлений в условиях общественной нестабильности и значение нравственных компонентов социальных представлений для стабилизации обыденного сознания в условиях существующего ментального диссонанса.

8. Очертить возможности и перспективы будущих исследований факторов и механизмов конструирования социальных представлений в реформируемых обществах.

Основная теоретическая гипотеза состоит в предположении, что конструирование социальных представлений о политических и экономических явлениях в условиях общественной нестабильности обусловлено такими факторами, как актуальная ситуация, включающая комплекс внешних и внутренних условий конструирования, и коллективная память. Социальные представления в условиях ментального диссонанса, кроме известных функций адаптации, познания и ориентации поведения, в социально фрустриро-ванньсх группах; выполняют функцию стабилизации эмоционального со-

стояния. Условия общественной нестабильности аюуализируктг нравственный модус репрезентаций, который способствует разрешению внутренних противоречий в социальных представлениях.

Эмпирические гипотезы исследования содержат следующие предположения:

1. Социальным представлениям о демократии членов всех четырех исследованных групп (работники бюджетной сферы, рабочие, неработающие пенсионеры, студенты) свойственна амбивалентность оценок и внутренняя противоречивость содержания, а также подмена политического смысла категории «демократия» экономическим на уровне ядра социального представления.

2. В отличие от респондентов из Центральной и Западной Европы, российские респонденты атрибутируют ответственность за проведение в стране демократических преобразований властям, не признавая за гражданами какой-либо ответственности за состояние дел в обществе и не включая в представление о демократии категории, связанные со свободой и ответственностью личности.

3. Представления о социальной ответственности в группе студентов характеризуются когнитивной бедностью. Эмоционально-личностные переживания, связанные с социальной ответственностью, либо не представлены, либо активно отторгаются респондентами.

4. Кросс культурные различия между полями представления политических режимов французских и российских студентов состоят в значительно большей частоте упоминаний .демократии во французской выборке. В сознании российских студентов категория демократии не занимает ведущих позиций, хотя и образует устойчивую оппозиционную связь с категориями тоталитаризма и авторитаризма.

5. В социальных представлениях об идеальном политическом лидере в истории России предпочтение на социегальном уровне отдается руководителю авторитарного толка. При этом характеристики, атрибутируемые этому лидеру, будут различаться в возрастных группах и в группах, отличных по политическим ориентациям.

6. Социальные представления об экономических категориях предпринимательства, богатства, глобализации характеризуются противоречивостью содержания, амбивалентностью оценок, а также выраженным нравственным компонентом.

7. Уровень социальной фрустрированности различается в группах неработающих пенсионеров, безработных, интеллигенции и студентов. Наравне с безработными наиболее фрустрированной является группа пенсио-неров.

8. Содержание социального представления о справедливости существенно различается в группах различного отношения к собственности, что может свидетельствовать о нравственной дезинтеграции общества.

Теоретико-методологическую основу исследования составили комплексный и системный подходы в психологической науке (К.А. Абульханова, Б.Г. Ананьев, Л.И. Анцыферова, В.Г. Асеев, А.Г. Асмолов, В.А. Барабанщиков, В.А. Бодров, A.B. Брушлинский, В.Н. Дружинин, A.JI. Журавлев, В.П.Зинченко, В.В. Знаков, В.А. Кольцова, А.Н. Леонтьев, Б.Ф. Ломов, С.Л. Рубинштейн, Е.В. Шорохова, A.B. Юревич, М.Г. Ярошевский и др.); фило-софско-психологическая теория сознания (К.А. Абульханова, М.М. Бахтин, М.К. Мамардашвили, В.Ф. Петренко, С.Л. Рубинштейн и др.); психосоциальный подход (К.А. Абульханова, А.Л. Журавлев, С.Л. Рубинштейн); субъектный подход (Б.Г. Ананьев, К.А. Абульханова, В.А.Барабанщиков, A.B. Брушлинский, А.Л. Журавлев, В.В. Знаков, СЛ. Рубинштейн и др.); теория социального познания (Г.М. Андреева, Дж. Брунер, У. Найссер, В.Ф. Петренко, П.Н. Шихирев, A.B. Юревич и др.); концептуальные основы исследований российского менталитета (К.А. Абульханова, A.B. Брушлинский, М.И. Воловикова, Г.Г. Дилигенский, В.А. И.А. Джидарьян, В.А. Кольцова, Н.М. Лебедева, В.Ф. Петренко, В.Е. Семенов и др.); методологические принципы кросскультурной психологии (М. Бонд, Р. Гудвин, Н.М. Лебедева, E.H. Резников, Т.Г. Стефаненко, Г. Триандис, Ш. Шварц и др.); теория социальных представлений (С. Московичи, Ж.-К. Абрик, В. Вагнер, У. Дуаз, И. Маркова, К.А. Абульханова, A.B. Брушлинский, М.И. Воловикова, А.И. Донцов и др.); концепция социального конструкционизма (В. Вагнер, К. Герген, Дж. Потгер, Р. Харре); методологические основы психологии дискурса, коммуникаций и дискурсивной психологии (А.Н. Лебедев, В.П. Морозов, Н.Д. Павлова, Дж. Поттер, М. Уэзерелл, Т.Н. Ушакова и др.); концептуальные положения экономической и политической психологии, положения психологии труда и психологии управления о «нравственном факторе» (Т.Ю. Базаров, ЮЛ. Голиков, Л.Г. Дикая, Г.Г. Дилигенский, А.Л. Журавлев, А.И. Костин, А.Б. Купрейченко, А.Н. Лебедев, В.П. Позняков, E.H. Резников, Ю.К. Стрелков, В.А. Хащенко, Е.Б. Шестопал, П.Н. Шихирев, и др.).

Методы исследования включают методы теоретического анализа и синтеза, аналогии, моделирования и др., применяемые для формулирования концептуальных положений диссертации. Блок методов для сбора эмпирических данных был создан для достижения цели исследования и обеспечения его комплексного характера. Учитывая специфику изучаемых феноменов, преимущество отдавалось качественным и качественно-количественным методам, таким как ассоциативный метод, интервью, контент-анализ материалов прессы, фокус-группы, сочинения, экспертные оценки и др. Полученные данные дополнялись и верифицировались с помощью методов анкетирования, шкалирования, семантического дифференциала и др. Для обработки данных использовались методы математической статистики: меры центральной тенденции, корреляционный, факторный и кластерный анализы, методы анализа различий между двумя независимыми выборками

по уровню выраженности порядковой переменной с применением программы SPSS 11.0 и других статистических программ, компьютерная статистическая программа ВААЛ, тематический контент-анализ, лексический анализ близости и иерархической классификации и др.

Эмпирическая база исследования. В исследовании приняло участие в общей сложности 2893 респондента. Ввиду сложности поставленных задач, было выделено несколько признаков для формирования выборка Основу выборки составили представители больших социальных групп по признаку возраста (неработающие пенсионеры — 574 человек, работающие взрослые 25-60 лет в количестве 803 человек, студенты—1350 человек). Группы пенсионеров и работающих взрослых были выровнены по признаку пола, в группе студентов преобладали девушки. Группа работающих взрослых дифференцировалась по признакам отношений собственности (работники бюджетной сферы — 251 человек, предприниматели — 222 человека) и профессиональной принадлежности (рабочие—230 человек, преподаватели вузов—100 человек). Для целей отдельных частей исследования привлекались также представители групп безработных, менеджеров крупных предприятий, российские граждане, проживающие в ФРГ, французские граждане российского происхождения и французские студенты. Помимо деления выборки, исходя из названных социальных критериев, для исследования политических пред ставлений и представлений о глобализации группы дополнительно дифференцировались по таким социально-психологическим признакам, как политические ориентации, отношение к глобализации и др.

Эмпирическое исследование содержало три часта. Первая часть — изучение политических представлений в рамках антиномии «демократия — авторитаризм», включавшее комплексное исследование представлений о демократии, о различных периодах существования СССР, об идеальном лидере прошлого, о социальной ответственности, о политических режимах. Вторая часть—изучение экономических представлений в контексте антиномии «либеральная экономика— государственное регулирование экономики», содержавшее блоки исследования представлений о предпринимательстве, богатстве, справедливости. Третья часть — социальные представления в рамках антиномии «национальное — общемировое», объединившая исследования о глобализации, национальном меньшинстве и о победе в Великой Отечественной войне как важнейшем патриотическом символе.

Положения, выносимые на защиту:

1. В современной отечественной социальной психологии одной из важнейших задач является задача раскрытия факторов, механизмов и функций конструирования социальных представлений об экономике и политике в условиях трансформации российского общества. Учет особенностей сконструированных группами социальных представлений позволит прогнозировать ди-

намику социально-психологических процессов в обществе, а также предупреждать негативные последствия в общественной психологии.

2. В классификации понятий психологии социального познания, созданной автором посредством комбинации двух оснований (статуса субъекта как индивидуального или коллективного и характера ситуации как стабильной или нестабильной), понятие социальных представлений относится к четвертой группе понятий. Это понятие, предназначенное для исследования коллективного субъекта в нестабильной ситуации, в частности порожденной процессами общественной трансформации.

3. Конструирование социальных представлений в условиях общественной трансформации определяется рядом факторов, среди которых важное место занимают факторы аюуальной ситуации и коллективной памяти. Фактор актуальной ситуации представляет собой взаимодействие внешних и внутренних условий конструирования. В нестабильной российской общественной сшуации, порожденной трансформационными процессами, внешние условия могут быть представлены моделью антиномий, среди которых ключевую роль играют антиномии «демократия — авторитаризм», «либеральная экономика - государственное регулирование экономики» и «национальное - все-мировое». Внутренние условия представляют собой социально-психологические особенности больших социальных групп: их ценностные ориентации, систему отношений, установок, идентичносгей и др. Взаимодействием внешних и внутренних условий определяются особенности конструирования социальных представлений. Фактор коллективной памяти определяет временной вектор конструирования, он связан с выполнением социальными представлениями их защитных и стабилизирующих функций.

4. Конструирование социальных представлений в условиях общественной трансформации осуществляется посредством ряда механизмоа Это, с одной стороны, механизмы эмоциональной регуляции, объединяемые категорией коллективного коупинга, которые позволяют справляться с фрустрирую-щими социальными сшуациями. С другой стороны, существуют когнитивные механизмы, обеспечивающие конструирование социальных представлений в условиях ментального диссонанса, порожденного общественными изменениями. К ним относится, в частности, ментальное расщепление категорий, представляющих какое-либо новое общественное явление в обыденном сознании групп (например, демократию, предпринимательство или богатство) на их идеальный и реальный образы.

5. Понятие коллективного субъекта может быть распространено на большую социальную группу. Выделяются четыре фактора изменения уровня субьектносги большой социальной группы: особенности политического режима, степень стабильности общественной сшуации, наличие опыта совместных действий, существование коллективной идеологии. В условиях социальной нестабильности, порожденной общественной трансформацией, все

большие социальные группы находятся в состоянии предсубъектност. Резкие изменения общественной психологии вследствие проведения социальных реформ способствуют повышению уровня субъектности групп за счет активизации в них процессов социальной категоризации, саморефлексивности и социального сравнения. Вследствие актуализации групповых потребностей и интересов отдельные социальные группы могут переходить на уровень реальной субъектности, проявляя коллективную активность.

6. В структуре социальных представлений об экономике и политике отмечаются когнитивная бедность, амбивалентность в оценках и противоречивость содержания. В социальных представлениях российских респондентов о демократии обнаруживаются особенности, отличающие их от социальных представлений жителей Центральной и Западной Европы отсутствием ядерных элементов, связанных с социальной ответственностью личности. Ядро представлений о демократии российских респондентов содержит эмоционально заряженные элементы, связанные с негативными экономическими характеристиками современного российского общества Все исследованные социальные представления содержат нравственный компонент (нравственный модус репрезентаций), который связан с идеей социальной справедливости.

7. Социальные представления выполняют, помимо универсальных функций адаптации к ситуации, познания, ориентации поведения, также специфическую в условиях социальной нестабильности, порожденной трансформацией общества, функцию стабилизации эмоционального состояния членов отдельных социальных групп. В частности, в социально фрусгриро-ванной группе неработающих пенсионеров наблюдаются такие приемы нивелирования негативного эмоционального состояния, как укрепление позитивного образа собственной группы за счет позитивно окрашенных коллективных воспоминаний о героических событиях прошлого и акцентирования идеи справедливости/несправедливости в ходе общественных преобразований в России.

8. Сравнение структуры социальных представлений студентов и неработающих пенсионеров о значимых политических и экономических явлениях косвенно свидетельствует о динамических процессах в конструировании представлений в масштабе поколений. Так в группе студентов отмечается больший объем информации о новых общественных явлениях, в частности, о глобализации, демократии и др. Поле представления о новых политических и экономических феноменах отличается у студентов большей полнотой и адекватностью содержания. Эмоционально-оценочный компонент представлений о демократии, предпринимательстве и богатстве в группе студентов имеет положительную или нейтральную окраску, в отличие от группы неработающих пенсионеров, где преобладают негативные оценки.

9. В содержании социальных представлений о справедливости, демократии, богатстве в исследованных группах обнаруживаются существенные расхождения трактовок этих феноменов. Так справедливость интерпретируется либо на основании уравнительного принципа (в группе неработающих пенсионеров), либо на основании принципа трудового вклада (в группе предпринимателей), либо как возможность приложения усилий и получения адекватного вознаграждения (в группах студентов и предпринимателей). Содержание социальных представлений о демократии также варьируется по группам («демократия как анархия», «причина всех зол», «недостижимый идеал», «демократия как миф» и др.). Богатство интерпретируется как источник власти и материальных возможностей (в группе предпринимателей), как достойные условия жизни (в группе пенсионеров), оно ассоциируется с внешними атрибутами роскоши (в группе студентов). Подобные смысловые расхождения в интерпретации и оценках важнейших политических, экономических и нравственных явлений квалифицируются как феномен диверсификации социальных представлений, который является признаком ментальной дезинтеграции общества.

Научная новизна исследования. В диссертации разработано новое научное направление — изучение конструирования социальных представлений в условиях общественных трансформаций, сформулированы положения о факторах, функциях и механизмах конструирования. В рамках этой работы впервые подробно проанализированы основные положения конструкциони-стскога направления в социальной психологии и обосновано утверждение о перспективности исследования социальных представлений в рамках конст-рукционистского направления, доказана целесообразность применения методологии социальных представлений к анализу обыденного сознания больших социальных групп в условиях нестабильной общественной ситуации.

В диссертации развивается психологическая теория субъекта, а именно, понимание большой социальной группы как особой формы коллективного субъекта и раскрывается специфика проявления признаков субьектности больших социальных групп в условиях общественной нестабильности. В рамках этой теории впервые анализируется актуальная ситуация как комплекс внешних и внутренних условий жизнедеятельности больших групп в современных российских условиях.

Впервые осуществлен комплексный анализ социальных представлений о целостной совокупности политических и экономических феноменов, понимаемой как система антиномий общественного сознания, особым образом воспринимаемых обыденным сознанием групп в форме сконструированных представлений. Новизна исследования состоит также в выявлении общих и частных характеристик отдельных компонентов этих социальных представ-

лений (объема содержащейся в них информации, поля представления и эмоционально-оценочных компонентов) в изучавшихся группах.

Сделан теоретический вклад в теорию социальных представлений благодаря выявлению специфики структуры и функций представлений, конструируемых группами современного российского общества в условиях реформирования общественной системы, по сравнению с социальными представлениями в странах с относительно стабильными общественными условиями.

Впервые обосновано утверждение о ключевой роли нравственного модуса осмысления общественных перемен в конструировании социальных представлений об экономике и политике, показано значение нравственных компонентов социальных представлений для стабилизации обыденного сознания в условиях существующего ментального диссонанса, порожденного антиномичностью элементов общественной ситуации.

Феномен коллективной памяти впервые в отечественной социальной психологии подвергнут всестороннему теоретическому анализу и эмпирически исследован на примере воспоминаний о Великой Отечественной войне как один их ключевых факторов конструирования социальных представлений россиян о своей нации.

Впервые разработана комплексная программа и проведена серия эмпирических исследований социальных представлений о таких новых политических и экономических явлениях нашего общества, как демократия, предпринимательство, глобализация, богатство и др. Выявлен феномен диверсификации содержания социальных представлений об этих явлениях в различных группах общества, что является признаком психологической дезинтеграции общества.

Выполненное в диссертации обобщение и структурирование работ в области социальной психологии, социологии, культурологии и политологии формирует междисциплинарное видение проблемы социального конструирования репрезентаций и создает платформу для дальнейшего продвижения в изучении этой проблемы.

Благодаря проведенному в диссертационном исследовании теоретическому анализу значительного числа зарубежных научных источников в области изучения социальных представлений, коллективной памяти, теории социального конструкционизма и дискурсивной психологии создана база для развития интеграции отечественных и зарубежных исследований в данных областях.

Для обработки данных, полученных с помощью качественных и качественно-количественных методов, были апробированы и применены новые в практике исследования социальных представлений методы компьютерного контент-анализа с помощью статистической программы ВААЛ, а также лексического анализа близости и иерархической классификации.

Осуществлено уточнение и развитие категориального аппарата теории социальных представлений в связи с ее использованием для исследования больших социальных групп трансформирующегося российского общества. Так, предложены понятия «нравственный модус репрезентаций», «ментальный диссонанс». Дополнены новыми характеристиками понятия, обозначающие основные компоненты социального представления: «амбивалентность эмоционально-оценочных компонентов социального представления», «когнитивная бедность информационного компонента представления», «диверсификация содержания социального представления».

Практическая значимость результатов исследования обусловлена тем, что разработанные концептуальные положения о конструировании социальных представлений в условиях трансформации российского общества указывают на необходимость учета социально-психологических последствий общественных преобразований, проводимых в нашей стране, в частности, в виде эффектов ментальной дезинтеграции общества.

Результаты, полученные в исследовании, имеют большой прогностический потенциал для анализа тенденций динамики сознания общества в целом и его отдельных больших социальных групп и могут быть использованы в деятельности политических и государственных структур при разработке и принятии политических и экономических решений, а также в работе СМИ.

Разработанные в диссертационном исследовании положения позволяют сделать практический вывод о недостаточной степени социальной ориентированности проводимых реформ и о необходимости в дальнейшем нивелировать те негативные социально-психологические последствия, которые могут повлиять на психическое и физическое здоровье населения. Элементы программы эмпирического исследования могут быть использованы для проведения мониторинга социально-психологической сферы общественного сознания больших социальных групп.

Теоретико-методологические разработки и эмпирические подходы, изложенные в данной работе, послужили основой написания кандидатских диссертаций, подготовленных и защищенных под научным руководством автора (Е.Д. Короткина, И.Г. Сизова, М.К. Блок, С.Н. Залесская, С.И. Фи-липпченкова).

Надежность, достоверность результатов и обоснованность выводов

определяются научно-методологическими принципами системного, комплексного и субъектного подходов, на которых базируется исследование, комплексным использованием различных методов организации исследования, сбора, обработки и интерпретации результатов, большим объемом выборки, сопоставлением полученных данных с результатами исследований других авторов.

Апробация и внедрение результатов исследования. Результаты, полученные в диссертационном исследовании, обсуждались на следующих всероссийских и международных конференциях:

• «Психология в меняющейся Европе», Банска Быстрица (Словакия), 1995 г.

• Третья международная конференция по социальным представлениям, Экс-ан-Прованс (Франция), 1996 г.

• «Социальная психология — XXI век», Ярославль, 1999 г.

• Пятая международная конференция по социальным представлениям, Монреаль (Канада), 2000 г.

• «Культура мира: перспективы на рубеже XXI века», Тверь, 2001 г.

• «Психология управления в современной России», Тверь, 2001 г.

• Пятый европейский региональный конгресс по кросскультурной психологии, Уинчестер (Великобритания), 2001 г.

• Третий всероссийский съезд психологов, Санкт-Петербург, 2003 г.

• «Социальные и экономические представления», Брест (Франция), 2004 г.

Основные положения диссертации обсуждались на заседании лаборатории социальной психологии университета Бургундии (Франция), 1999 г., на заседаниях кафедры социальной психологии ТвГУ (2000-2005 гг.), на заседании лаборатории социальной и экономической психологии ИП РАН (февраль 2005 г.), на методологическом семинаре ИП РАН (март 2006 г.).

Результаты диссертационного исследования внедрялись в учебный процесс при преподавании курсов «Социальная психология», «Психология социального познания» на факультете психологии Тверского государственного университета (1985-2005 гг.), курсов «Психология» и «Социальная психология» на факультете социальной работы Тверского филиала Северо-Западной академии государственной службы при Президенте РФ (1998-2004 гг.) и курса «Социальная психология» на отделении психологии университета Западной Бретани (Брест, Франция) в 2002 г. Эмпирические данные исследования и их интерпретация были использованы при подготовке отчетов о мониторинге общественного мнения, проводившемся по заказу Администрации Тверской области в 1999-2002 гг.

Структура диссертации включает введение, три раздела (десять глав), заключение и список литературы. Общий объем работы составляет 406 страницы, в тексте имеются девять диаграмм, шесть таблиц, две ден-дрограммы, рисунок. Список литературы включает 300 наименований, из них 135 на иностранных языках.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются его теоретико-методологические основы, объект, предмет, раскрываются цели, задачи, гипотезы и методы исследования, формулируются научная новизна, практическая значимость, положения, выносимые на защиту, представляются данные об апробации результатов исследования и его структуре.

В первом разделе «Социальный конструкционизм: черты новой парадигмы в социальной психологии» показано, что социальный конструкционизм как движение в социальной психологии связывается с постмодернистской критикой позитивистско-эмпирической науки и ее представлений об объективном и универсальном характере знания. Декларирование любого знания как социально конструируемого через исторически определенные социально-культурные факторы, начиная с работ Московичи, Харре, Герге-на, осуществляется не только представителями дискурсивной психологии, теоретиками концепции социальных представлений, но и приверженцами «психологии социального», «общественной психологии» и других новейших направлений европейской социальной психологии. Социальный конструкционизм как постнеклассический вариант социально-психологи-ческой методологии формировался под влиянием социологии знания (речь идет, прежде всего, о работах М. Шелера, А. Шюца и особенно П. Бергера и Т. Лук-мана), унаследовав ее основные принципы критического подхода к знанию, исторической и культурной обусловленности знания, утверждения наличия связи между знаниями и социальными процессами, а также между знаниями и социальным поведением. Помимо социологии знания конструкционист-ское направление в социальной психологии было инспирировано как собственно психологическими разработками, так и достижениями других гуманитарных наук. Постмодернистские направления в литературоведении и языкознании, а также в науковедении инспирировали идеи относительности значений, превалирующей роли контекста в понимании, историчности знания и отрицания «прогресса» в науке. Среди психологических концепций в качестве основных «вдохновителей» конструкционизма рассматриваются конструктивизм Ж. Пиаже и теория конструктов как инструментов интерпретации в процессе индивидуального познания Дж. Келли. Прежде всего, обновленная социальная психология в лице конструкционизма является психологией социального познания, поскольку основным содержанием социально-психологических процессов признается конструирование знания социальными агентами. При этом сторонниками конструкционизма за основу принимается положение Глассерфельда о том, что знание активно выстраивается познающим субъектом. Ориентация позиции Гергена на «социальную эпистемологию» в противовес как экзогенной (знание — это копия

мира), так и эндогенной трактовке знания (знание обусловлено процессами, которые изначально присущи самому субъекту познания), повлекла за собой понимание знания не как ментального представления, а как продукта совместной деятельности людей. Знание и его феномены, — лингвистические образы, — по Гергену, должны изучаться путем сопоставительного анализа, а именно, в историческом и кросскультурном планах. Демарш, предпринятый Гергеном, был инновационным (с оговорками, учитывающими западноевропейские разработки), но вторичным относительно феноменологической социологии и социологии знания. В поисках корней конструкционизма Гер-ген апеллирует к классикам психологии: Левину, Фестингеру, Шехтеру, использовавшим понятие социальной реальности. Герген признает, что «социальные психологи конструкционистского направления пересекаются в сфере своих интересов с этнометодологами. Между тем, более тщательный анализ параллелей, обнаруживаемых между этими направлениями, позволяет не только лучше понять методологические корни социально-психологического конструкционизма, но и продвинуться на пути его дальнейшего освоения.

Исторически приоритет применения методологии конструкционизма к разработке программы, операционализации ключевого понятия социального представления и реализации эмпирического социально-психологичес-кого исследования принадлежит С. Московичи в его работе 1961 г. «Психоанализ, его образ и публика». Показано, что важнейшим этапом в развитии конструкционистского направления в социальной психологии явилась этогени-ческая психология Р. Харре, заложившая основы современной дискурсивной психологии. Из этих известных европейских концепций, видимо, именно подход Харре в наибольшей степени заимствовал не только пафос, но также частную методологию и даже методы социологии знания, практикующей анализ естественных взаимодействий, для выявления принципов интерпретации явлений повседневной жизни. Если можно говорить о зарождении феноменологической социальной психологии, то в наибольшей степени эта квалификация соответствует подходу Харре и дискурсивных социальных психологов.

Заслуга Харре состоит не только в том, что его работа 1977 г. «Этогени-ческий подход: теория и практика» появилась раньше статьи Гергена «Движение социального конструкционизма в современной психологии», вышедшей в 1985 г. В отличие от Гергена, который предлагает дать новому движению в социальной психологии название «конструкционизм» и рисует лишь общие контуры будущей методологии, Харре заявляет методологические основания новой социально-психологической дисциплины, которые впоследствии станут базой как его собственных исследований, так и работ по дискурсивной психологии. В литературе подходы Харре и Гергена чаще всего рассматриваются независимо один от другого как существующие параллельно друг другу. Причины этого вполне понятны — данные подходы поя-

вились в разных странах, соответственно в Великобритании и в США; их авторы практически не ссылаются друг на друга, не указывая читателю на какие-либо точки пересечения или размежевания своих взглядов. Между тем, такие пересечения обнаруживаются, причем в принципиальных моментах. Хотя первый пункт сходства очевиден — это критика бихевиоризма и социального когнитивизма — его стоит упомянуть, поскольку, именно отталкиваясь от него, оба автора выстраивают свою позитивную программу. Они в разное время заявляют о наступлении революции в психологической науке, которую Харре в 1992 г. называет второй когнитивной революцией, а Герген в 1994 г. — второй революцией в психологической науке. Существо революции, согласно обоим авторам, оказывается сходным. Харре имеет в виду, прежде всего, отказ от понимания психики как «машинообразной обработки информации» и от проверки гипотез о законах этой обработки, Герген — отказ от картезианской идеи внутреннего производства знания и метафоры человека как машины. Показано, что более знаменательны пункты сходства в позитивных программах этих авторов. В центре интереса обоих подходов оказывается феномен межличностного взаимодействия. У Харре — это действия, совершаемые людьми в соответствии с правилами и планами при активном использовании символических систем в общественном и индивидуальном контексте для совместного решения различных задач. Символические знаковые системы, например речь, используются активными индивидами для исполнения структурированных последовательностей актов, представляющих собой дискурсивный процесс. Таким образом, речь становится основным техническим средством этогенического анализа. В свою очередь, Герген, выдвигая тезис «Communicamus ergo sum», делает основным объектом исследования группы собеседников, участвующих в разговоре. Именно во взаимодействии, а не в головах людей конструируется знание, Это является вполне убедительным доказательством близкого методологического родства подходов Харре и Гергена в социальной психологии, вместе составляющих направление, которое можно назвать интеракционным. Это родство вполне закономерно, если учесть, что, в частности, Герген, перечисляя своих идейных предшественников, указывает Д. Мида и JI.C. Выготского. Харре, критикуя когнитивизм, также говорит о близости своей позиции теории Выготского, который, по его словам, первым сумел четко сформулировать тезис о том, что организация так называемого "ментального" — это результат приватизации социальных, межличностных процессов. Разумеется, это влияние не было непосредственным: опосредствующим звеном для обеих концепций явилась феноменологическая социология А. Шюца. Герген, анализируя корни социального конструкционизма, признает, что именно теоретики направления социального конструктивизма отдают первенство социальным процессам в формировании того, что понимается как знание на уровне индивидуального разума. Преимущественное положение социально-

го над личным — отличительная черта социальной феноменологии, символического интеракционизма и работ Выготского с коллегами. Существующая близость концепций Гергена, с одной стороны, и Харре с его последователями, дискурсивными психологами, с другой, позволяет утверждать, что вместе эти концепции образуют одну из двух основных ветвей современного конструкционизма. Существование же второй ветви конструкционизма для многих критиков не бесспорно: речь идет о концепции социальных представлений Московичи.

Сравнительный теоретический анализ дискурсивной психологии и теории социальных представлений доказывает, что у этих подходов гораздо больше сходств, нежели различий. Их объединяет прежде всего ;общая методологическая платформа, что проявляется в интересе к обыденному знанию и его изменчивости, к идее выработки разделяемых ментальных объектов, наконец, к принципам конструкционизма как к обновленной программной идее для социальной психологии. Именно эта идея вдохновляла представителей обоих направлений на кропотливую работу по размежеванию с традиционными направлениями в социальной психологии XX в.

Теоретический анализ этих подходов позволил выявить расхождения в их постулатах. Первое и главное отличие между ними, определяющее все другие различия, состоит в трактовке механизма выработки нового знания: знание вырабатывается в контексте широко понимаемого общественного взаимодействия людей, содержание которого фиксируется в текстах СМИ, политическом и других видах дискурса. Субъектом, носителем этого знания являются не отдельные индивиды, а большие социальные группы. Основной исследуемый феномен общественного знания — социальное представление — вырабатывается группами в ситуациях дефицита информации и разного рода угроз, тем самым выполняя важные социальные функции. Таким образом, теория Московичи в конструкционистском лагере стоит особняком как в плане понимания взаимодействия и его субъектов, так и феноменов знания, которые здесь исследуются большей частью в макросоциальном контексте, в отличие от подходов Харре и Гергена, ориентированных на микросоциальный процесс взаимодействия. При этом в концепции Московичи с самого начала (и значительно раньше, чем в теориях Харре и Гергена) была решена задача обновления бихевиористской и когнитивистской социальной психологии, поставлена и разрешена проблема активности социального познания в выстраивании версий реальности (которыми и являются социальные представления), а также проблема относительности и исторической изменчивости знания.

В работе обосновывается идея о том, что утвердившееся в науке суждение о промежуточном положении теории социальных представлений между социальным когнитивизмом и социальным конструкционизмом обусловлено противоречием между конструкционистской теорией процесса социального

представления, разработанной С. Московичи, В. Вагнером, И. Марковой, и ее эмпирическим воплощением в работах последователей Ж.-К. Абрика, изучавших преимущественно структурные характеристики социальных представлений. Но существование разных течений в рамках концепции социальных представлений — не единственная причина неоднозначности ее восприятия психологическим сообществом. Сам понятийный аппарат теории вызывает критику, прежде всего, со стороны дискурсивных психологов: начиная с самых первых критических выступлений, Потгер и Литгон отмечали в нем черты когнитивизма, которые обнаруживаются в понятиях ико-нической матрицы, фигуративного ядра, а также якорения и объективации. Именно инициированные этими публикациями дискуссии, длившиеся не менее двадцати лет, на наш взгляд, инспирировали возникновение новых идей в рамках рассматриваемой концепции. Во второй половине 90-х годов начинает заявлять о себе направление, разрабатываемое австрийским сторонником теории социальных представлений В. Вагнером, который делает акцент на конструкционистской составляющей этой теории. Идея о социальном конструировании знания, имеющего историческую обусловленность, с самого начала существования концепции занимала центральное место в текстах Московичи. Вместе с тем, рассматриваемая концепция представляет собой особое направление социального конструкционизма, по многим методологическим позициям отличаясь как от подхода Харре, так и от подхода Гергена.

Первое и главное отличие между этими подходами, определяющее все другие различия, состоит в понимании механизма выработки нового знания: знание вырабатывается в контексте широко понимаемого общественного взаимодействия людей, содержание которого фиксируется в текстах СМИ, политическом и других видах дискурса. Субъектом, носителем этого знания являются не отдельные индивиды, а большие социальные группы. Основной исследуемый феномен общественного знания — социальное представление — вырабатывается группами в ситуациях дефицита информации и разного рода угроз, тем самым, выполняя важные социальные функции. Таким образом, теория Московичи в конструкционистском лагерю стоит особняком как в плане понимания взаимодействия и его субъектов, так и феноменов знания, которые здесь исследуются большей частью в макросоциальном контексте, в отличие от подходов Харре и Гергена, ориентированных на микросоциальный процесс взаимодействия.

Тем не менее, в концепции Московичи с самого начала (и значительно раньше, чем в теориях Харре и Гергена) была решена задача обновления бихевиористской и когнитивистской социальной психологии, поставлена и разрешена проблема активности социального познания в выстраивании версий реальности (которыми и являются социальные представления), а также проблема относительности и исторической изменчивости знания. В диссер-

тации решается вопрос о том, на какой теоретической базе осуществлялась постановка всех этих проблем, в целом аналогичных тем, которые решались в рамках британского и американского конструкционизма. Анализ теоретических истоков теории социальных представлений доказывает, что теорию Московичи, нацеленную на поиск механизмов изменения социального мышления, вопреки утвердившемуся в науке мнению о «генетической близости» этой теории к французской социологической школе, ее скорее можно противопоставить строго нормативному структурно-функцио-нальному подходу Э. Дюркгейма. Сравнительный теоретический анализ позволяет заявлять о значительно большей близости ее методологии к интеракционизму и феноменологической традиции, чем к структурно-функциональной теории коллективных представлений как социальных фактов Э. Дюркгейма.

В диссертации показано, что образование нескольких частных направлений в рамках теории социальных представлений (структурный подход Ж,-К.Абрика, выделяющего ядро и периферию представления, концепция организующих принципов метасистемы У. Дуаза, подход через эпистемологию социальных представлений И. Марковой, концепция возникновения социального представления В. Вагнера) не означает ее раскола, а, напротив, усиливает ее методологический потенциал, открывая новые исследовательские возможности применения этой теории.

Во втором разделе «Социальное представление как предмет изучения общественных трансформаций» выделяется пять групп факторов, которые способствовали обращению современной социальной психологии к изучению общественных изменений: глобальные изменения в мире, ускорение технического прогресса, влияние других наук о человеке, внутренняя логика развития социальной психологии и социальная ответственность науки. Анализ категорий, определяющих общественные изменения, показал, что наиболее адекватной применительно к общественно-политической и экономической ситуации, сложившейся в российском обществе, является категория общественной трансформации, отражающая как макросоциальные процессы, так и сложные социально-психологические процессы на уровне социальных групп и отдельной личности. Парадигмальные изменения в данном случае происходят по типу чередования периодов радикальных перемен и периодов относительной стабильности, т. е. налицо ситуация «неустойчивого равновесия». Особенно ярко эта ситуация проявляется в сфере сознания, и тому есть несколько причин. Во-первых, неустойчивость в экономической сфере рождает у граждан повышенную тревожность относительно перспектив своего благосостояния и здоровья, во-вторых, изменения в политической и экономической сферах требуют адаптации к новым условиям и быстрой переориентации поведения, к чему не все группы населения готовы в одинаковой мере. Исследуя эти явления с социально-психологических позиций, важно иметь в виду не только направление действия сил изменения, но и те

факторы противодействия, которые провоцируют сопротивление обыденного сознания модернизации общества. Так, нельзя не видеть, что практически все группы населения демонстрируют негативизм по отношению к тем или иным аспектам изменений и к власти вообще. Эта неблагоприятная для общества ситуация требует изучения ее социально-психологических механизмов и содержания. Анализ результатов социально-психологических и социологических исследований позволяет констатировать неблагополучие в разных сферах общественной жизни, проявляющееся, в частности, в форме «кризиса доверия», который обнаруживает себя во всех сферах общественной и экономической жизни: низкий уровень доверия в банковской сфере, в бизнесе, неблагоприятный инвестиционный климат внутри государства как для отечественных, так и для зарубежных предпринимателей. Недоверие к власти как таковой стало чертой российского национального менталитета, затрудняющей формирование гражданского общества, требующего от граждан не только социальной активности, но и способности к конструктивному сотрудничеству с властью. Апатия на выборах, использование неэффективности механизмов государственного регулирования в свою пользу, распространение нелегальных форм деятельности, неуплата налогов стали повседневностью. Сформировавшаяся в нашей стране олигархическая структура экономической и политической власти по существу исключает полноценный диалог власти и общества. В подобных условиях социально-психологические исследования обыденного сознания встают перед проблемой ангиномичности сознания человека посттоталитарного общества, который, пытаясь адаптироваться к меняющейся реальности, не находит адекватной стратегии в выборе между порядком и свободой. Активность, направленная на индивидуальное выживание, способствует формированию не зрелой гражданственной позиции, а, напротив, тенденции асоциального противостояния общественной нестабильности.

В ходе сравнительного теоретического анализа различных направлений современной социальной психологии доказано, что именно теория социальных представлений обладает значительным методологическим потенциалом для исследования феноменов социально-психологической трансформации российского общества. Сопоставление различных методологических позиций в рамках теории социальных представлений позволяет сделать вывод о том, существует два варианта использования термина: «социальное представление» как процесс ментального конструирования и «социальные представления» как когнитивные феномены. Процессуальный аспект не всегда адекватно понимался критиками 80-х годов: акцент делался ими скорее на когнитивном продукте как итоге выработки социального представления. В начале 90-х годов было проведено значительное число исследований, посвященных процессуальной стороне выработки социальных представлений, особенно процессам якорения и объективации. Однако возникла другая про-

блема, связанная с процессом конструирования социального представления, а именно, вопрос о том, как этот процесс связан с групповой динамикой. Как показали исследования, реальное содержание и другие структурные элементы социального представления зависят от групповых процессов, в частности от того, как структурирована группа, каковы ее подструктуры. Трехчленная модель социального представления (объем информации, поле представления, оценочный компонент) позволяет провести сравнительный анализ представлений, существующих в разных социокультурных и профессиональных группах общества, но не объясняет механизмов формирования и функционирования этих представлений. Будучи формой коллективного знания, социальные представления строятся на основе информации, оценок, знаний, получаемых извне, однако их главной характеристикой остается включенность в решение повседневных задач обыденной жизни. Анализ большого числа подходов и конкретных эмпирических исследований позволяет утверждать, что, несмотря на значительный методологический потенциал теории социальных представлений, в эмпирических программах недостаточно разрабатываются такие важные моменты, как эмоциональные механизмы конструирования социальных представлений, связь содержания и функций социальных представлений с групповыми характеристиками их носителя, проблемы влияния культурного контекста, идеологии и деятельности СМИ на особенности социальных представлений. При организации наших исследований мы опирались на идею о том, что социальное представление является атрибутом социальной группы (по Московичи) и разделяется членами данной группы, но степень разделяемости представления в группе неравномерна. В исследованиях обнаруживаются подгруппы, различающиеся по степени принятия того или иного социального представления. При выделении подгрупп исследователь сталкивается с проблемой критерия такого выделения; точный критерий, в свою очередь, определяется в соответствии с целью исследования и логикой изучаемого социального процесса.

В итоге сравнительного теоретического анализа основных положений концепции социальных представлений, с одной стороны, и теорий атгитюда и социальной идентичности, с другой, был сделан вывод о возможности взаимного обогащения данных подходов. Так, существует перспектива дальнейшего развития методологических основ теории социальных представлений в направлении более глубокого изучения особенностей социальных категорий, а также использования методического инструментария теории ат-титюдов для изучения оценочных компонентов социальных представлений. Сопоставление понятия социальных представлений с другими понятиями психологии социального познания позволило предложить классификацию категорий, основанную на пересечении двух параметров: статус субъекта (индивидуальный или коллективный) и характеристика общественной ситуации, в контексте которой проводится исследование (стабильная или не-

стабильная ситуация). Классификация строилась с опорой не столько на какие-либо определения, сколько на практику современных исследований. Теоретическим результатом является выделение четырех групп категорий, предназначенных для изучения: 1) индивидуального субъекта в стабильной общественной ситуации, 2) индивидуального субъекта в нестабильной ситуации, 3) коллективного субъекта в стабильной ситуации, 4) коллективного субъекта в нестабильной ситуации (таблица I).

Таблица 1. Классификация понятий для обозначения предмета социального познания_

Индивидуальный субъект Коллективный субъект

Стабильная социальная ситуация 1 группа стереотип предрассудок схема сценарий имплицитные теории личности аттитюд 3 группа коллективные представления национальное сознание религиозное сознание менталитет социальная категоризация

Нестабильная социальная ситуация 2 группа мнение отношение образ мира экономические и политические представления личности ценностные ориентации 4 группа семантическое пространство групп социальное представление массовое сознание общественное настроение конструкты общественного сознания коллективный дискурс

Традиционный социальный когнитивизм ориентировался в основном на исследование стабилизационных процессов в индивидуальном поведении и социальном взаимодействии, опираясь на теории баланса, соответствия, снятия диссонанса и т.п. Подобного рода теориям соответствуют особая методология и понятийный аппарат, включающий такие категории, как стереотипы, предрассудки, схемы, сценарии, социально-психологические качества, имплицитные теории личности, атштюды (в таблице они обозначены первой группой понятий). За каждым из этих понятий стоят соответствующие «теории среднего ранга», занимающие свою нишу в изучении социального познания. В теории социальных представлений эти понятия не присутствуют, прежде всего, ввиду их «запрограммированности» на анализ статичных социально-психологических явлений, назначение которых — стабилизировать, упорядочить индивидуальный процесс познания социальных фактов, адаптировать к ним индивидуальную психику. Многочисленные критиче-

ские выступления в адрес подобной методологии социального познания инициировали обращение ко второй группе понятий, таких как образ мира, мнение, отношение, экономические и политические представления личности, ценностные ориентации. Их субъектом также является личность, но, в отличие от понятий первой группы, которые скорее нацелены на исследование стабильных составляющих феномена, они рассматриваются, как центральные элементы динамики социального объекта и предназначены для анализа социальных изменений, выявляемых на личностном и межличностном уровнях. Динамику феноменов, соответствующих этим понятиям, активно изучают отечественные авторы в условиях изменений российского общества.

Третью группу составляют понятия, отражающие феномены, атрибутированные коллективному субъекту. По существу, это убеждения, разделяемые определенным кругом людей: они могут быть имплицитными или эксплицитными, выражать ту или иную степень консенсуса, при этом они выполняют стабилизирующую функцию в обществе. К ним относятся: коллективные представления (по Дюркгейму), национальное сознание, религиозное сознание и социальная категоризация. Эти феномены, согласно данным эмпирических исследований являются теми факторами, которые в наибольшей степени оказывают сопротивление внедрению нового знания, тормозят его. Это чрезвычайно важные факторы, воздействие которых необходимо учитывать при исследовании социально-психологических изменений. И, наконец, к четвертой группе относятся понятия семантического пространства групп, социального представления, массового сознания, конструктов общественного сознания, коллективного дискурса. Являясь атрибутами коллективного субъекта, эти понятия создавались именно для анализа инновационных изменений в общественном сознании.

В конструировании социальных представлений важную роль играет коллективная память групп и общества в целом, которая актуализирует исторический контекст современных событий и явлений. В диссертации анализируется своеобразная ситуация в изучении коллективной памяти, когда, с одной стороны, в 20-е и 30-е годы в России, во Франции, в Великобритании были заложены основы подхода к этому феномену с разных методологических позиций. С другой стороны, забвение феномена коллеюивной памяти больше чем на полвека, в течение которых не было проведено практически ни одного исследования, делает его сейчас относительно новым предметом социально-психологического изучения. Действительно, в сравнении с практикой исследований социальных представлений, атштюдов, групповой динамики можно с уверенностью сказать, что традиции изучения коллективной памяти пока не сложилось. В работе выявляются теоретические истоки исследования коллективной памяти на материале работ М. Хальбвакса и Ф. Бартлетга, анализируются основные тенденции становления и развития со-

временных подходов к изучению коллективной памяти в трудах современных американских и западноевропейских авторов. Хотя идеологи этого направления и не обсуждают развернуто своих теоретических позиций, ссылаясь лишь на Хальбвакса и Бартлетта, в их текстах, в основном ориентированных на анализ результатов эмпирических исследований, можно уловить определенные методологические акценты. Первое, что обращает на себя внимание, — это приверженность авторов теории личной и социальной идентичности, с помощью которой интерпретируются такие эффекты коллективной памяти, как нахождение людьми аргументов для укрепления позитивного образа своей группы, поиск исторических доказательств в пользу своей группы и игнорирование невыигрышных обстоятельств, подтасовка фактов, поиск врага, «козла отпущения». Вторая линия теоретических объяснений касается интерпретации фактов коллективного забвения. Здесь используются психологические теории стресса, фрустрации-агрессии и психодинамические объяснения забывания как вытеснения неприятных воспоминаний. Этот список можно дополнить и третьей линией объяснений возникновения коллективных воспоминаний в ходе социального взаимодействия, — объяснениями через разговорную практику, то есть в русле конструкцио-нистской логики.

Такое причудливое сосуществование различных методологических оснований наводит на мысль о том, что феномены коллективной памяти действительно настолько многолики, что не поддаются единому теоретическому описанию. Все то, что объединяется под категорией явлений коллективной памяти: искажение исторических фактов, забвение негативно окрашенных событий, акцентирование заслуг своей группы или интерпретация ее как жертвы агрессии и т.п., — представляет собой скорее процессы конструирования коллективных интерпретаций, соответствующих целям и ценностям социальной группы, чем собственно воспоминания. Это предположение поддерживается и тем, что подобные интерпретации всегда содержат мощные аффективные и ценностные компоненты, являясь тем самым комплексными психологическими образованиями, а не моноструктурами. Можно предположить, что в переломные исторические периоды группы, пересматривая свою историю, создают новые социальные представления о прошлом, приближенные к своим актуальным ценностям. Другими словами, коллективные воспоминания существуют, но при возникновении исторической необходимости на их базе конструируются социальные представления о соответствующих исторических событиях.

Анализ истории изучения коллективной памяти позволяет расширить методологические рамки исследования социальных представлений, трактуя коллективную память как один из важнейших факторов конструирования социальных представлений. Исследование таких феноменов коллективной памяти, как коллективное забвение травмирующих событий, коллективные

искажения в воспоминаниях и др. позволяют понять действие механизмов коллективного коупинга в конструировании социальных представлений об актуальных явлениях в ситуации общественной нестабильности. Из результатов теоретического анализа вытекает важный для построения программы эмпирического исследования вывод, что коллективную память имеет смысл изучать либо через процесс актуализации ее содержания, либо через процесс забывания. В обоих случаях объектом социально-психологического изучения может быть социальная логика этих процессов, то есть их связь с актуальной жизнью группы, ее потребностью в защите, в социальной идентичности, в переживании связанных с этим эмоций. Тем самым целесообразно сосредоточить внимание на злободневном и креативном характере коллективной памяти как атрибуте социальной группы. Так как память в ее процессуальном выражении возникает только при необходимости актуализировать какое-либо содержание исторических событий, ее черты детерминируются такой необходимостью. С этой точки зрения важно сравнивать актуализацию воспоминаний об одних и тех же событиях истории у разных социальных групп. Одним из наиболее надежных методических подходов для изучения стабильных и изменчивых элементов коллективной памяти является кросс-поколенческий анализ. Механизм передачи традиции от дедов к внукам был описан в свое время Хальбваксом. Современные исследования подтверждают тот факт, что образы травмирующих событий прошлого, не пережитых лично, широко разделяются следующими поколениями.

Существенно расширяет возможности исследования социальных представлений применение методов кросскультурного сравнения. В 90-х годах изучение социальных представлений получило новый импульс благодаря развитию методологии кросскультурных исследований. Между тем, проведенный теоретический анализ показал, что существуют серьезные различия в подходах исследователей к пониманию сути взаимодействия культуры и социально-психологической реальности. С одной стороны, это подход, представленный традиционной кросскультурной социальной психологией и ориентированный на учет культурного контекста при исследовании социально-психологических феноменов. Культура в этом случае понимается как объективное явление, которое влияет на протекание социально-психологических процессов, меняя содержание и формы проявления феноменов. Культурно-исторические процессы выступают в этом глобальном «эксперименте» как независимая, а социально-психологи-ческие явления — как зависимая переменная.

Второй подход рассматривает культуру по отношению к социально-психологическим явлениям не как фактор внешнего воздействия, а как внутренний смысл, рождающийся из самой социально-психологической реальности и в ней пребывающий. Именно этот смысл наделяет предметы и явления социального и материального мира теми свойствами, которыми люди

привыкли оперировать. Для того чтобы исследовать процессы порождения этого смысла и их закономерности, необходимо, прежде всего, выбрать адекватный социально-психологический феномен, в бытовании которого можно было бы проследить динамику социальных, политических, экономических отношений. В диссертации доказывается, что таким феноменом может выступить социальное представление.

Кросскультурный анализ социальных представлений открывает дополнительные возможности для расширения контекста их изучения и для выявления качественных национально-культурных особенностей репрезентаций в трансформирующемся российском обществе. Выводы, сделанные по результатам теоретического анализа основных направлений современной кросскультурной психологии, а также сравнительных эмпирических исследований социальных представлений, проведенных в странах Центральной и Западной Европы, дали дополнительные обоснования к построению авторской программы кросскультурных исследований социальных представлений в стране с трансформирующейся общественной системой (Россия) и в странах со стабильным общественным укладом (Франция, ФРГ)- Кроме того, итоги теоретического анализа результатов кросскультурных исследований И. Марковой и У. Дуаза позволили их сопоставить с результатами эмпирических исследований автора в области социальных представлений о демократии в современной России и на основании этого сопоставления сделать выводы о специфике социальных представлений российских респондентов.

В третьем разделе «Особенности конструирования социальных представлений о политических и экономических преобразованиях в современной России» содержатся результаты эмпирических исследований социальных представлений об экономике, политике, новом статусе России в мире и других реалиях современной жизни. В первой главе раздела рассматриваются внешние и внутренние условия конструирования социальных представлений. В соответствии с логикой субъектного подхода, в рамках которого социальная группа понимается как коллективный субъект, внешними условиями конструирования этим субъектом социальных представлений выступают характеристики общественно-политической ситуации, в которой осуществляется жизнедеятельность групп. В современной России внешние условия представляют собой комплекс общественных преобразований, определяющихся как трансформационные, и их последствий для жизни групп. На основании обобщения материалов сощгально-психологи-ческих, социологических и политологических работ в диссертации проанализирован комплекс внешних условий, определяемый особенностями общественной ситуации современной России и содержащий основные антиномии российского общественного сознания: «демократия — авторитаризм», «либеральная экономика — государственное регулирование экономики», «национальное — общемировое».

Демократизация российской жизни «сверху» в конце 1980-х годов ознаменовалась введением гласности, активно поддержанной обществом. Однако, как показало проведенное под нашим руководством исследование М.К. Блок, экономические трудности, связанные с введением рыночных отношений, породили феномен переноса экономических проблем переходного периода на представление о демократии, которая стала рассматриваться как политический институт, несоответствующий российской истории и культуре. Исследования политологов показывают, что сама историческая логика появления демократии как политической системы была нарушена в России, где демократический импульс (против коммунистов) возник до формирования частной собственности и в отсутствие слоя ответственных собственников. На Западе же вначале развивались либеральное общество и капиталистические отношения, а лозунги демократии были их логическим развитием. «Обучение демократии» времен начала перестройки в России привело к тому, что образовался «зазор» между «демократическим» и «народным», то есть, как и раньше, власть осуществляется "от имени" народа, но без его участия. Результаты социологических исследований свидетельствуют о том, что население в своем огромном большинстве снова начинает склоняться к идее «сильной власти». Президентские выборы 2000 г. и 2004 г. показывают, что большая часть населения готова довериться харизматическому лидеру, уповая на его способность «навести порядок» и обуздать бюрократию. Крен в сторону сильной государственности авторитарного толка, сопряженный с тенденцией регулирования экономических отношений, противодействует развитию свободных рыночных отношений и в этом плане также выявляется антиномия на уровне общества. Нужно добавить, что типичным для такой системы является торможение развития малого и среднего бизнеса, в то время как олигархия, крупный бизнес срастаются с государственными и политическими структу рами и становятся их частью.

Изменение общественного уклада нашей страны не могло не активизировать процессов осознания места и роли России в мировом сообществе. Привычный для советского общественного дискурса образ «сверхдержавы», как показывают массовые опросы, обнаружил свою неоднозначность. Попытки власти найти «свой путь» строительства экономических отношений, национально-культурную платформу для выбора наиболее эффективных форм собственности убеждают в том, что крунные формы частной собственности не принимаются обществом. Если же судить по негативизму в отношении экономической элиты, то можно говорить о прямом неприятии большей частью населения крупного капитала. Между тем, синтез личной и коллективной форм собственности, развитие ассоциированных форм собственности с учетом российской ментальное™ в наибольшей степени отвечает социетальным экономическим представлениям значительной части населения. С другой стороны, «национальная

идея» развивается в общественном дискурсе в связи с государственным строительством. Стремление создать сильное независимое эффективное государство, судя по всему, разделяется всеми политическими движениями. Между тем, политологов волнует намечающееся в связи с этим неравновесие между государством и гражданским обществом. Другими словами, в условиях отсутствия влиятельных институтов гражданского общества государственная система все более бюрократизируется и приобретает самоценность, отчасти используя «национальную идею» для дальнейшей централизации власти.

Кроме экономического положения в государстве, неопределенность в идентификации гражданами своей страны порождает и политическая ситуация, в которой действуют разнонаправленные силы. В этом плане нельзя не учитывать традиционной глубинной раздвоенности российского общественного сознания на «европейское» и «русское». Можно выделить ряд аспектов кризиса социальной идентичности россиян, наблюдаемого в настоящее время. Первый связан с распадом прежнего и возникновением нового государства, изменением экономико-политической системы и структуры общества. Этот аспект кризиса идентичности можно назвать «кризисом утраты». Исследования, проведенные отечественными авторами (Н.М. Лебедева, В.Н. Павленко и др.) указывают на его основные составляющие: снижение показателей гражданской идентичности, изменения в характеристиках этнической идентичности и т.д. Другой аспект кризиса идентичности касается переживания людьми проблем, связанных с установлением более непосредственных контактов с западным миром. Чувство принадлежности к самодостаточной военной державе уступает место поискам достойного места своей страны в мировом сообществе. На этом пути возникает много трудностей, проистекающих как из осознания невысокого экономического и гуманитарного статусов России в мире, так и из недостаточной степени развития европейской и мировой идентичности граждан.

Антиномии «демократия — авторитаризм», «либеральная экономика — государственное регулирование экономики», «национальное — общемировое» являются такими социетальными противоречиями, разрешение которых в ту или другую сторону, вполне вероятно, и имеет определенные исторические предпосылки в российской действительности. В силу различных причин выбор пути затягивается, осложняя общественную ситуацию. Обыденное сознание в этих условиях неизбежно приобретает противоречивый характер, ему свойственна амбивалентность в оценках. Антиномичность ситуации порождает межгрупповую дезинтеграцию на социально-психологическом уровне, которая проявляется в особых способах конструирования группами социальной реальности.

В итоге теоретического анализа получила дальнейшее развитие теория коллективного субъекта (основы которой были заложены АЛ. Журавлевым).

Разработаны концептуальные положения о существовании большой социальной группы как коллективного субъекта (в рамках настоящей работы понятия «коллективный субъект» и «групповой субъект» не разводятся, а используются как синонимы) в условиях нестабильной общественной ситуации, порожденной трансформационными социальными процессами. Выделены факторы, благоприятствующие порождению субъектных свойств этого вида групп: политический режим, актуальная общественная ситуация, наличие традиций совместной активности, существование разделяемой системы взглядов (идеологии). В контексте нашего исследования наиболее действенными представляются первый и второй факторы. Демократические преобразования российского общества создали предпосылки для формирования гражданского общества, которое предполагает осознание общественных и групповых интересов, их активное отстаивание и тем самым развитие субъектности больших групп. В свою очередь, нестабильность общественной ситуации через изменение социально-психологического состояния групп, их общественной психологии ведет социальные общности к осознанию собственных интересов, формированию мотивации социальных действий.

Оба эти фактора, действуя совместно, приводят общественную психологию в состояние ментального диссонанса, который в отличие от когнитивного диссонанса индивидуального субъекта состоит в рассогласовании элементов репрезентаций ключевых экономических и политических феноменов. Эмоциональные состояния стресса, фрустрации, неудовлетворенности, неуверенности в завтрашнем дне, характерные для большей части населения, активизируют процессы ментальной активности, выстраивания интерпретаций, прогнозов. Они, в свою очередь, оказываются тесно связанными с интенсификацией процессов социальной категоризации, определения границ и возможностей собственной социальной группы. Результаты обострения процесса социальной категоризации, а также связанного с ним процесса социального сравнения могут быть различны вплоть до выхода из «неперспективной» социальной категории (слой мелких и средних предпринимателей сформировался из работников торговли, бывших инженеров, научных работников, и т.п.). В любом случае, ментальный диссонанс порождает рефлексивные процессы, направленные на понимание места, роли, социального потенциала и проблем «своей» группы. В групповой психологии все большую роль начинают играть разделяемые ментальные конструкты, формирующие образ собственной группы как обладающей определенным социальным статусом. Таким образом активизируются социально-психологические процессы внутреннего единства, чувство принадлежности к группе, осознание своих социально-психологических черт как члена этой группы, что характеризует уровень потенциальной субъектности или пред-субъектности группы. Это позволяет сделать вывод о том, что в нестабильной ситуации социально-экономического реформирования общества на фо-

не демократических преобразований все большие социальные группы в той или иной степени проявляют качества субъектности. Более того, отдельные социальные группы могут переходить на второй уровень — уровень реальной субъектности, т, е. проявлять признаки совместной активности. Примерами таких проявлений являются забастовки предпринимателей против повышения налогов, акции протеста пенсионеров против реформ в социальной сфере, голодовки учителей и медиков и т.п.

Уместным представляется применить основные положения теории субъекта к такой форме коллективного субъекта как большая социальная группа. Развивая идеи СЛ. Рубинштейна, A.B. Брушлинский указывал на активную роль внутренних условий, опосредствующих все внешние воздействия и тем самым определяющих, какие из внешних причин участвуют в едином процессе детерминации жизни субъекта. Опираясь на этот теоретический постулат, мы предполагаем, что внешние условия жизнедеятельности коллективного субъекта (общественная ситуация, радикальные социальные изменения трансформационного характера и др.) — социальной группы — воздействуют на него через комплекс внутренних условий. При этом большее значение, чем в активности индивидуального субъекта, приобретают ценностные и установочные компоненты. Таким образом, крайне болезненный для большей части населения России характер социального реформирования, повлекший за собой обнищание огромной массы людей, с одной стороны, и антиномичность сложившейся социально-политической ситуации, с другой стороны, провоцируют изменения в комплексе социально-психологических феноменов (в идентичности, в системе отношений, ценностных ориентаций, установок и др.), всесторонне изученных отечественными социальными психологами. Актуализируются те социально-психологические механизмы активности коллективных субъектов, которые отвечают за их «самосохранение» как общностей, за эмоциональное благополучие их членов, за их внутреннюю социально-психологическую интегриро-ванность и поиск своего места в общественной системе.

Ответные изменения внутренних условий жизнедеятельности групп состоят, как мы предполагаем, в конструировании ментальных интерпретаций происходящего. Эти ментальные интерпретации, или социальные представления, строятся группами посредством определенных механизмов и выполняют социально-психологические функции адаптации к ситуации, познания, ориентации поведения и стабилизации сознания в условиях ментального диссонанса, обеспечивая психологически наиболее комфортное существование своих членов. Конструирование объяснения, понимания происходящего, в свою очередь, влияет на социально-психологическое самочувствие коллективных субъектов и на формируемые ими стратегии внешней активности (или пассивности). Социальные представления, таким образом, выступают важнейшим опосредствующим звеном, тем ментальным образованием, с

помощью которого конструируется внутренняя социальная реальность, картина мира, которая и определяет как способ существования группы в социуме, так и стратегии ее воздействия на него.

Особое внимание было обращено на обоснование принципов эмпирического исследования. При определении субъекта исследования мы учитывали методологические сложности, которые связаны с эмпирическим исследованием больших социальных групп. Опираясь на теоретические разработки отечественных и зарубежных социальных психологов в этой области (Г.М. Андреева, С. Московичи, Г. Тежфел, Е.В. Шорохова и др.), мы предполагали, что существуют когнитивные и эмоционально-оценочные феномены, разделяемые членами больших социальных групп. Выбор конкретных групп для целей исследования был продиктован данными, полученными отечественными авторами (В.Ф. Петренко, О.В. Митина) на больших выборках с помощью кластерного анализа. Ими было доказано, что по содержанию элементов семантического пространства суждений об экономике и политике значимо различаются возрастные группы, группы, выделяемые по политическим ориентациям, по роду деятельности и отношениям собственности (предприниматели, работники бюджетной сферы и учащаяся молодежь), а также группы населения с различным уровнем дохода. Опираясь на эти данные, мы предприняли комплексный подход к формированию выборки для реализации цели исследования. В основу был положен выбор больших социальных групп по признаку возраста, рода занятий и отношений собственности. Помимо деления выборки на основе названных социальных критериев, дня исследования политических представлений и представлений о глобализации группы дополнительно дифференцировались по таким социально-психологическим признакам, как политические ориентации, отношение к глобализации и др.

Эмпирическое исследование содержало три части. Первая часть — изучение политических представлений в рамках антиномии «демократия — авторитаризм», включавшее комплексное исследование представлений о демократии, о различных периодах существования СССР, об идеальном лидере прошлого, о социальной ответственности, о политических режимах. Вторая часть — изучение экономических представлений в контексте антиномии «либеральная экономика — государственное регулирование экономики», содержавшее блоки исследования представлений о предпринимательстве, богатстве, справедливости. Третья часть — социальные представления в рамках антиномии «национальное — общемировое», объединившая исследования о глобализации, национальном меньшинстве и о победе в Великой Отечественной войне как патриотическом символе. Для эмпирического исследования социальных представлений нами были выбраны именно эти проблемные темы, поскольку они, согласно наблюдениям социологов и политологов, являются актуальными для большинства населения, продуцируют

дискурс различного уровня, устойчиво связаны с внутренними, социально-психологическими условиями жизнедеятельности исследуемых групп населения и, как мы предполагаем, обусловливают когнитивно проработанные стратегии социального действия.

Первая часть нашего исследования включала изучение политических представлений в рамках антиномии «демократия — авторитаризм». Оно было задумано как всесторонний анализ социальных представлений о различных аспектах политической действительности современной России. Изучались представления о демократии, об основных периодах существования СССР, об идеальном лидере прошлого, о социальной ответственности, о различных политических режимах. Исследование социальных представлений о демократии (360 респондентов) было осуществлено М.К. Блок под руководством автора. Мы исходили из того, что для эмпирического изучения социальных представлений о таком сложном явлении, как демократия, необходимо применение комплексного исследовательского подхода. Он включал одновременное использование нескольких количественных и качественных методов; приемы сочетания анализа содержания межличностной коммуникации и содержания сообщений СМИ по теме демократии; приемы фиксации представления в момент его образования или трансформации в дискурсе; проведение нескольких исследовательских «срезов» на протяжении определенных промежутков времени, а также кросскультурные сравнения.

Исследование содержало три блока. Первый блок был посвящен изучению отражения в массовых российских изданиях проблем демократии (с использованием контент-анализа). Срезы были сделаны в 1988, 1991, 1996 и 1998 гг. Контент-анализу подвергались все номера восьми избранных газет за январь каждого из четырех названных годов. Это позволило выявить тенденции формирования оценок демократических преобразований «сверху» печатными изданиями разной политической ориентации, а затем сопоставить содержание социальных представлений о демократии, существующих на уровнях межличностной и массовой коммуникации. Второй блок исследования был нацелен на изучение содержания и структуры представлений о демократии (на уровне их ядерной и периферической частей) в группах неработающих пенсионеров, рабочих, студентов и работников бюджетной сферы с помощью методов фокус-групп и стандартизированного опроса. Третий блок был посвящен кросскуль-турному сравнению содержания представлений о демократии в группах россиян и проживающих в ФРГ контингентных беженцев российского происхождения с использованием центрированного на проблеме интервью и метода тематического кодирования текстов.

Результаты контент-аналитического исследования материалов прессы (1998 г.) свидетельствуют о том, что в период с 1988 по 1998 гг. на-

блюдались негативная динамика частоты обращения к темам демократии и изменение установки в адрес демократии с позитивной на негативную в восьми наиболее популярных центральных периодических изданиях («Аргументы и факты», «Известия», «Комсомольская правда», «Литературная газета», «Правда», «Рабочая трибуна», «Сельская жизнь» и «Советская Россия»), Пропаганда идей демократии, начатая СМИ на заре перестройки в форме «обучения демократии», фактически угасла к концу 90-х годов.

Данные эмпирического исследования содержания социальных представлений о демократии (2000 г.) позволяют сделать выводы о том, что репрезентациям представителей всех исследованных групп свойственна амбивалентность оценок, когнитивная бедность и внутренняя противоречивость содержания, а также подмена политического смысла категории «демократия» экономическим на уровне ядра социального представления (таблица 2). Ядерные элементы социального представления вычленялись с помощью коэффициента позитивных ответов по методу Ж.-К. Абрика. Только в группе студентов на периферии представления обнаруживаются элементы, связанные с атрибутами демократического общества: возможность свободного волеизъявления, развитие гласности и др.

Таблица 2. Оценки респондентами последствий демократических преобразований (коэффициенты позитивных ответов )__

Категории Работники бюджетной сферы Рабочие Пенсионеры Студенты

1. Возможность свободного волеизъявления 45 48 18 68

2. Появление рыночной экономики 59 64 45 51

3. Рост коррупции 86 78 82 73

4. Появление безработицы 81 84 83 85

5. Развитие гласности 53 61 48 65

6. Появление анархии 56 54 42 45

7. Развитие демократических институтов 28 36 18 36

8. Обнищание населения 84 91 85 65

9. Появление различных свобод 23 55 40 56

10. Рост политической активности населения 22 26 14 37

11. Возникновение диктатуры денег 86 83 83 80

12. Реализация народовластия 11 20 14 17

13. Соблюдение прав человека 9 9 6 9

14. Развитие частного предпринимательства 59 62 49 69

15. Уверенность в завтрашнем дне 3 4 5 3

В результате кросскультурного анализа социальных представлений о демократии, состоявшего в сравнении наших данных с данными, получен-

ными И. Марковой с коллегами в странах Центральной и Западной Европы, установлены существенные различия в содержании представлений о демократии. По сравнению с респондентами из Центральной и Западной Европы российские респонденты атрибутируют ответственность за проведение демократических преобразований властям, не признавая за гражданами какой-либо ответственности за состояние дел в обществе и не включая в представление о демократии категории, связанные со свободой и ответственностью личности. Кросскультурное сравнение (2002 г.) социальных представлений о демократии российских жителей и россиян — контингентных беженцев, проживающих в ФРГ, не выявило существенных различий в типах репрезентаций. Контент-анализ интервью представителей различных социально-культурных групп позволил выявить существенные расхождения в трактовках демократии. Так, были обнаружены следующие представления о демократии: «демократия как причина всех зол», «идеальная (хрестоматийная) демократия», «демократия как анархия», «демократия как миф». Эти результаты указывают на диверсификацию социального представления демократии, которая свидетельствует о ментальной дезинтеграции общества на современном этапе. Особенностью социальных представлений о демократии всех исследованных групп является то, что в содержании представлений присутствуют образы реальной и идеальной демократии. Примечательно, что характеристики идеальной демократии оказываются более четкими и богатыми, чем демократии реальной. Образ идеальной демократии находит свое воплощение в близких каждой группе реалиях, вызывающих позитивные эмоции. Это социалистическая демократия у пенсионеров; недостижимая жизнь «по честным правилам» у респондентов активного возраста, проживающих в России; демократия высокоразвитых стран Запада у студентов, а также русскоязычных контингентных беженцев активного возраста, проживающих в настоящее время в Германии. В содержании представлений об идеальной демократии находит реализацию потребность в возвращении к упорядоченной «жизни по правилам», дефицит которой в России отмечается представителями всех изученных нами групп. Подобное ментальное расщепление категории демократии является одним из когнитивных механизмов конструирования социального представления в изучаемых условиях. Наличие категории «честные правила» в содержании репрезентаций указывает на важную роль нравственного начала в конструировании социального представления о демократии, которое мы определяем как нравственный модус репрезентаций.

Для того чтобы проанализировать содержание представления о социальной ответственности у группы студентов как наиболее заинтересованных (из числа опрошенных нами групп) в демократических преобразованиях, в 2004 г. нами было предпринято исследование семантического поля феномена ответственности, включая категорию «социальная ответст-

венность». Это исследование, проведенное по методике Е.В. Пащенко-де Превиль с применением программы ВААЛ, было осуществлено с участием 360 студентов. Оно позволило обнаружить, что эмоционально-личностные переживания, связанные с социальной ответственностью, эмпирическими референтами которых выступили категории соответствующих потребностей, надежд, желаний, интереса, отнесенность ее к себе лично, либо не представлены в ассоциациях респондентов, либо активно отторгаются ими. Практически отсутствует дискурс на тему социальной ответственности. Данные качественного сравнения репрезентации социальной ответственности и моральной ответственности в той же группе показывают, что представления респондентов о моральной ответственности значительно более когнитивно сложны и эмоционально насыщенны. То же можно сказать о юридической ответственности, которая вполне адекватно осмысливается студенческой молодежью. Таким образом, было показано, что именно социальная ответственность, лежащая в основе гражданской позиции людей, в случае студенческой молодежи представлена бедно и в когнитивном, и в эмоциональном аспектах. При соотнесении этих данных с содержанием социальных представлений о демократии может быть сделан вывод о том, что идеи строительства гражданского общества, основанного на осознаваемых правах и обязанностях его членов, ответственности каждого, требовательности по отношению к власти и одновременно активного сотрудничества с ней пока не актуализированы в обыденных представлениях наших респондентов.

Изучение социальных представлений о политике было дополнено эмпирическим анализом представлений о различных политических режимах, репрезентаций социалистического прошлого страны и особенностей социальных представлений об идеальном политическом лидере у различных групп. Исследование социальных представлений о различных политических режимах проводилось в 2001 г. с целью выявления особенностей представлений российских студентов в сравнении с французскими (227 российских и 188 французских респондентов). Как показали результаты, кросскультурные различия между полями представления политических режимов французских и российских студентов заключаются в большей частоте упоминаний демократии во французской выборке. В сознании российских студентов категория демократии не занимает ведущих позиций, хотя и образует устойчивую оппозиционную связь с категориями тоталитаризма и авторитаризма. Исследование социальных представлений о различных периодах истории СССР в различных группах респондентов (рабочие, интеллигенция, студенты и неработающие пенсионеры — всего 105 человек) было сопряжено с изучением уровня их социальной фрустрированности. Результаты эмпирического исследования уровня социальной фрустрированности пяти групп населения свидетельствуют о том, что наиболее фрустрированы группы безработных и

пенсионеров, наименее — группа студентов, интеллигенция и рабочие занимают промежуточное положение (диаграмма 1). Наиболее фрустрирован-ными сферами общественной жизни оказались «медицинское обслуживание» (в группах неработающих пенсионеров и рабочих), «обстановка в обществе и государстве» (в группах интеллигенции и безработных), «возможность выбора места работы» (в группе студентов).

Диаграмма 1. Средний уровень социальной фрустрированности в группах (1 — студенты, 2 - безработные, 3 — пенсионеры, 4 - интеллигенция,

5 — рабочие)

При сравнении оценок респондентами основных периодов истории СССР обнаружился период, позитивно оцениваемый всеми опрошенным группами, включая студентов, — время правления Л.И. Брежнева. Все группы респондентов в своих представлениях переносят на этот период свои фрустрированные в настоящее время переживания. Поиск и нахождение в советской истории «золотого века», когда удовлетворялись все насущные потребности людей, вскрывает один из механизмов конструирования социальных представлений. Он состоит в защите от негативных переживаний посредством поиска позитивного содержания в воспоминаниях об истории страны, ее «благополучном» прошлом. Эти актуализированные воспоминания позволяют повысить статус собственной нации, страны, поколения, дать надежду на лучшее будущее.

Анализ социальных представлений об идеальном лидере прошлого был нацелен на изучение связи социальных и социально-психологических характеристик членов различных групп с особенностями их социальных представлений о выдающихся политических и государственных деятелях прошлого России. В нашем исследовании 2002 г. были использованы ме-

тод семантического дифференциала, шкалирование, ассоциативный метод, анкетирование. Выборка (600 жителей Твери) формировалась как квотная по признакам пола, возраста и уровня образования. Результаты эмпирического исследования социального представления об идеальном лидере показывают, что на социетальном уровне предпочтение отдается фигуре Петра I, то есть чаша весов в политической антиномии «демократия-авторитаризм» перевешивается в сторону авторитаризма. При этом содержание представлений о Петре I значимо связано с социально-культурными характеристиками исследованных групп, а именно, с политической ориентацией, уровнем образования и возрастными особенностями. Факторный анализ содержания представлений об идеальном лидере обнаруживает присутствие фактора «справедливость» наряду с факторами, описывающими функциональные характеристики правителя. Поскольку фигура политического лидера традиционно является центральным элементом российского политического сознания, можно говорить о том, что нравственный модус репрезентаций играет ключевую роль в конструировании политических представлений.

Изучение экономических представлений осуществлялось в контексте антиномии «либеральная экономика - государственное регулирование экономики». Оно содержало блоки исследования представлений о предпринимательстве и богатстве, а затем было дополнено анализом социальных представлений о справедливости. Изучение социальных представлений о предпринимательстве (2002 г.) проводилось в четырех социальных группах: неработающие пенсионеры, работники бюджетной сферы, предприниматели (представители малого и среднего бизнеса) и студенты, всего 96 жителей Твери. В качестве методов использовались семантический дифференциал, интервью и шкалирование. Результаты свидетельствуют об амбивалентности оценок этого феномена: позитивно оцениваются его полезность, динамичность развития и перспективность с одной стороны, негативно — непредсказуемость и криминализация бизнеса, с другой. Наиболее устойчивая позитивная установка в отношении предпринимательства фиксируется в группах самих предпринимателей и студентов. Выраженная негативная установка обнаруживается в группе работников бюджетной сферы и неработающих пенсионеров. Между тем, оценка предпринимательства «в идеале» во всех группах целиком положительная. Следовательно, можно говорить о расколе представления о предпринимательстве на его идеальный и реальный образы вследствие действия когнитивного механизма ментального расщепления в ходе конструирования этой новой для российского менталитета категории, а также дезинтегри-рованности данного социального представления по групповой принадлежности. Выявился, однако, тематический блок, общий для поля представления всех рассмотренных групп — «специфичность российского

предпринимательства по сравнению с западным». По результатам контент-анализа на социетальном уровне в этом блоке выделились две основные темы. Первая связана с неудовлетворенностью растущим социальным неравенством в обществе («уменьшение социальных гарантий» и «расслоение общества»). Вторая отражает озабоченность нравственно-психологическими проблемами («криминализация», «культ денег» и «преобладание материальных ценностей над духовными»). Обе темы, на наш взгляд, имеют общий смысловой корень, обнаруживающий присутствие нравственного модуса в конструировании социального представления предпринимательства. Он дает возможность выявить глубинную социально-психологическую причину общей неудовлетворенности всех наших респондентов, а именно, крушение идеала социальной справедливости, сопровождающееся утратой обществом духовных ценностей.

Новый экономический уклад, тем самым, связывается в обыденном сознании с возрастающим имущественным неравенством в обществе. Категория «богатство», как показал семантический анализ, обнаруживает различные смысловые оттенки в современном дискурсе с тенденцией к настороженности. Для уточнения содержательного наполнения и для выявления эмоционально-оценочной составляющей социального представления о богатстве под нашим руководством в 2004 г. было проведено контент-аналитическое исследование. Автоматизированный контент-анализ ассоциаций, проведенный с помощью компьютерной программы ВААЛ, позволил уточнить эмоционально-оценочные компоненты представлений трех групп респондентов. В ассоциациях к слову «богатство» из всех опрошенных нами групп (студенты, неработающие пенсионеры, предприниматели — всего 140 человек, жителей Твери) только у предпринимателей в проранжированных списках из первых семи свободных ассоциаций не выявлено негативно окрашенных категорий.

При этом все три группы респондентов объединяет высокий показатель депрессивности в отношении феномена богатства (выше всего он у пенсионеров, затем следует группа предпринимателей, за ней студенты). Это указывает на озабоченность всех респондентов темой богатства, на ее остроту и наличие негативных эмоций в отношении нее. При этом существуют межгрупповые различия. Соотношение мотивов достижения и избегания неудач различны в группах предпринимателей и студентов: у предпринимателей мотив достижения уверенно превалирует над мотивом избегания неудач, тогда как у студентов это соотношение обратно. Можно сказать, что студенты стремятся к богатству из страха бедности, в то время как предприниматели ориентированы именно на достижение богатства как такового, ассоциированного с властью. Кроме того, молодежью богатство интерпретируется, прежде всего, как демонстрация внешней атрибутики власти, как то, что нарочито заявляет о себе. У предпринимателей же

богатство сопряжено с интенсивными эмоциями (высоки показатели гипертимичности и возбудимости). В этой группе также сильны ассоциации богатства с властью, но, в отличие от студентов, эмоциональная активность сочетается с мотивом достижения (он на втором месте). В группе пенсионеров на эмоциональном уровне превалируют негативные переживания. В контексте изучения механизмов конструирования социальных представлений о богатстве можно сделать вывод о том, что в исследованных группах преобладают различные механизмы: у пенсионеров — механизм проекции негативных переживаний, у студентов — мотивы избегания неудач и компенсации чувства тревоги, у предпринимателей — мотив достижения успеха и власти в сочетании со стремлением к преодолению тревоги. На основании результатов проведенных нами исследований, а также других отечественных исследований российского менталитета, мы полагаем, что при конструировании политических и экономических представлений центральным является нравственный модус репрезентаций в виде идеи справедливости, по-разному преломляемой коллективными субъектами.

Для выявления содержания представлений справедливости под нашим руководством было проведено исследование с участием 30 студентов, 28 предпринимателей и 25 неработающих пенсионеров. На первом этапе исследования проводилось экспресс-интервью на тему «Что такое, по вашему мнению, справедливость?», на основе данных интервью был составлен опросник «Понимание справедливости». Была использована также методика «Шкала субъективного благополучия» в адаптации М.В. Соколовой и др. Полученные результаты обнаруживают существенную диверсификацию интерпретации благополучия в различных социальных группах: для предпринимателей справедливость — это больше благ для тех, кто зарабатывает, для пенсионеров — равенство возможностей в потреблении, для студентов — свобода зарабатывать и грамотная социальная политика. Таким образом, справедливость интерпретируется либо на основании уравнительного принципа (в группе неработающих пенсионеров), либо на основании принципа трудового вклада (в группе предпринимателей), либо как возможность приложения усилий и получения адекватного вознаграждения (в группах студентов и предпринимателей). Эти результаты подтверждают предположение о том, что все социальные группы при оценке процессов реформирования экономики и политики апеллируют к этическим нормам, но вкладывают в них различное содержание, что свидетельствует о социально-психологической дезинтеграции общества. Нравственный модус репрезентаций для каждой группы по-своему служит разрешению антиномий на уровне обыденного сознания, преодолению ментального диссонанса как следствия общественной нестабильности.

Сравните результатов исследования социальных представлений о глобализации (2005 г.) в группах неработающих пенсионеров и студентов (всего 130 респондентов) обнаруживает, что наряду с общим низким уровнем информированности в обеих группах преобладающей оказалась нравственная интерпретация этого феномена. Проявились также различия между группами (диаграмма 2).

Диаграмма 2.

Объем информации в структуре социальных представлений о глобализации

Младшая возрастная группа (студенты) оценивает глобализацию значительно более позитивно, чем старшая группа, в оценках которой преобладают агрессивность и тревожная озабоченность. Можно предположить, что отмеченная межгрупповая дезинтеграция в социальных представлениях объясняется теми функциями, которые призваны выполнять представления в жизнедеятельности группы. В старшей группе в целом проявились функция защиты от вероятных болезненных общественных перемен, с одной стороны, и функция поиска «козла отпущения» в виде негативного «влияния Запада», с другой стороны. В группе студентов сконструированное представление поддерживает позитивную социальную идентичность членов этой группы как открытой новому, готовой к диалогу с другими культурами и достаточно толерантной по отношению к ним.

На социетальном уровне у представителей разных поколений, наряду с низкой информированностью о сути глобализации, преобладающей оказалась нравственная интерпретация нового феномена, как нуждающегося в нравственной оценке, связанного с надеждами на лучшее будущее, влияющего на качество жизни, полезного или вредного для общества. Таким образом, ментальное разрешение антиномии «национальное -общемировое» в случае глобализации на социетальном уровне происходит посредством конструирования репрезентаций с опорой на нравственное начало.

Предпринятое нами изучение воспоминаний о Великой Отечественной войне имело целью выявление патриотического потенциала этого исторического события и его репрезентации в различных культурных и возрастных группах (всего 294 респондента). Для выявления специфики процессов конструирования социальных представлений в стабильных и кризисных условиях было предпринято исследование кросскультурных различий в социальных представлениях о начальном периоде ВОВ. Эта часть исследования проводилась в России и во Франции на группах людей старшего возраста, бывших непосредственными очевидцами войны. Репрезентации французов старшего возраста (российских эмигрантов первой волны) и российских ветеранов обнаруживают существенные различия. Суть этих различий состоит, прежде всего, в расхождении трактовок значения советского патриотизма и роли Сталина в победе. У российских респондентов построение положительного образа прошлого и образа «своей» группы в нем выражалось процессами «заякорения» социального представления о войне на социально позитивных моментах. Это проявлялось в акцентировании объективных причин неудач первых месяцев войны, подчеркивании позитивных моментов довоенной жизни и политики Сталина Сравнение содержания социальных представлений о войне в группах российских ветеранов и студентов выявляет как сходные, так и различающиеся интерпретации. Общим является понимание победы как итога героических усилий всего народа Различия состоят преимущественно в трактовках причин отступления Красной Армии в начальном периоде войны. Социальные представления российских ветеранов выполняют функцию стабилизации их эмоционального состояния, помогая им справляться с ментальным диссонансом как следствием ан-тиномичного общественного дискурса о войне и патриотизме. При конструировании репрезентаций в этих условиях включаются механизмы эмоциональной регуляции, объединяемые категорией коллективного ко-упинга, которые позволяют совладать с фрустрирующими социальными ситуациями.

Покопенческий анализ социальных представлений о политических и экономических явлениях дает косвенные свидетельства динамики обыденного сознания в обществе: в представлениях студентов на периферическом

уровне обнаруживаются элементы, связанные с ценностями свободы личности, которые в старшей группе отсутствуют. Отмечаются также различия в представлениях поколений «дедов» и «внуков» о СССР, сталинизме, глобализации, богатстве, справедливости и других явлениях.

В заключении суммированы итоги исследования, обозначены перспективы развития разработанного направления.

Проведенное теоретико-эмпирическое исследование подтвердило выдвинутые гипотезы и позволило сделать следующие выводы:

1. В диссертационной работе было проведено теоретико-эмпирическое исследование основных характеристик конструирования социальных представлений о социально-экономических и политических явлениях в трансформирующемся российском обществе, доказаны выдвинутые гипотезы, подтверждены положения, выносимые на защиту, а также полностью решены теоретические и эмпирические задачи' исследования.

2. В диссертации разработано новое перспективное научное направление, предметом которого является конструирование социальных представлений в условиях общественных изменений трансформационного характера. Разработаны концептуальные положения о большой социальной группе как коллективном субъекте, с позиций психосоциального подхода определены основные признаки субьектности данного типа групп в изучаемых общественных условиях.

3. Произведен теоретический анализ основных концепций, составляющих конструкционистское направление в современной социальной психологии, доказаны его методологические преимущества для исследования изменений в обыденном сознании коллективных субъектов трансформирующегося общества.

4. Проанализированы новейшие тенденции в развитии теории социальных представлений, ее понятийного аппарата и методов исследования, показана целесообразность применения этой теории в теоретико-методологическом анализе социально-психологических явлений, возникающих в условиях резких общественных изменений.

5. Посредством теоретического анализа социально-экономической и политической ситуации в постперестроечной России, проведенного с помощью обобщения материалов социологических, культурологических и политологических работ, выделены основные характеристики актуальной общественной ситуации, представляющие собой внешние условия конструирования социальных представлений. Выявлены основные антиномии современного российского общественного сознания, в рамках которых конструируются социальные представления: «демократия — авторитаризм», «либеральная экономика — государственное регулирование экономики», «национальное — об-

щемировое». Показано, что на уровне обыденного сознания эти антиномии проявляются в противоречивости и амбивалентности социальных представлений об экономике и политике.

6. В работе определены роль и место коллективной памяти как диахронического фактора конструирования социальных представлений. Эмпирически доказано, что именно с опорой на коллективную память действуют групповые механизмы защиты при осуществлении коллективного коупинга в условиях социальной фрустрации. Так социальные представления ветеранов о Великой Отечественной войне выполняют защитную функцию, помогая им справляться с ментальным диссонансом как следствием антиномичного общественного дискурса по проблемам патриотизма.

7. В рамках эмпирического исследования установлены характерные черты изучавшихся социальных представлений, в частности их информационных (когнитивная бедность), содержательных (противоречивость содержания) и оценочных (амбивалентность оценок) компонентов. Доказано существование различий в этих компонентах между коллективными субъектами, а также их связь с уровнем социальной фрустрированности этих субъектов. Все изученные социальные представления включают нравственное содержание, фокусирующееся на идее социальной справедливости и обозначенное нами как нравственный модус репрезентаций.

8. Диссертационное исследование позволило установить, что социальные представления, сконструированные коллективными субъектами, помимо уже описанных в теории социальных представлений функций адаптации к актуальной ситуации, познавательной функции и функции ориентации поведения, в условиях резких общественных изменений выполняют также функцию стабилизации эмоционального состояния через актуализацию нравственного модуса социального представления.

9. Проведенный в работе кросскультурный анализ содержания социальных представлений о демократии и других общественных феноменах у российских респондентов и жителей стран Центральной и Западной Европы позволил доказать существование различий в характере конструирования представлений, касающихся содержания, полноты информации и особенностей оценок изучавшихся явлений.

10. Межпоколенческое сравнение социальных представлений о современных российских общественных явлениях косвенно доказывает существование динамических процессов в российском менталитете. Эта динамика выражается в возрастании объема информации, большей полноте и адекватности содержания представлений, а также большей взвешенности оценок в структуре изучавшихся предсгав-

лений у студенческой молодежи по сравнению с группой неработающих пенсионеров.

11. Межгрупповое сравнение содержания социальных представлений о важнейших категориях общественной жизни обнаруживает феномен, обозначенный нами как диверсификация репрезентаций, проявляющая себя в разночтении различными группами населения ключевых элементов социальных отношений. Феномен диверсификации социальных представлений трактуется нами как симптом ментальной дезинтеграции российского общества на современном этапе его существования.

По теме диссертации опубликовано 47 работ (из них 14 за рубежом)

общий объем которых составляет 70,1 п. л.

Основное содержание и результаты диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:

Монографии:

1. Концепция социальных представлений в современной французской психологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. 128 с. (В соавторстве с А.И. Донцовым).

2. Конструирование социальных представлений в условиях трансформации российского общества. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006.400 с.

Научные статьи и тезисы докладов:

1. Историческая социальная психология: возможности и перспективы междисциплинарной области // Методологические вопросы социального познания. Калинин. 1986. С. 50-56. (В соавторстве с Л.Е. Семеновым).

2. Концепция социальных представлений о феноменах обыденного сознания // Идеологические и психологические аспекты исследования массового сознания. М.: ИНИОН, 1989. С. 11-45. (В соавторстве с А.И. Донцовым).

3. О возможностях интеграции различных уровней исследования общения и деятельности // Общение и оптимизация совместной деятельности. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. С. 235-242.

4. Социальных представлений концепция // Психология: Словарь. М.: Политиздат, 1990. С. 375-377.

5. Феномен «здравого смысла» в социальном познании: социально-психологический аспект // Социальная динамика и духовная культура. Тверь, 1991. С. 108-114.

6. Представления о подростках в массовом сознании и проблемы психологии воспитания // Методологические и психолого-педагогические аспекты образования. Тверь, 1992.

7. Трансформация представлений о женщине в обществе // Психолого-педагогические аспекты перестройки образования. Тверь, 1992.

8. Социальный миф и психология познания: традиции и перспективы исследований // Культура и ценности. Тверь, 1992. С. 41-49.

9. Динамика представлений о человеке в двадцатилетней ретроспективе: опыт анализа французских исследований // Гуманизм и культура: век XX. Тверь, 1993. С. 76-85.

10. The privatization of the personal? II: Attitudes to the family and child-rearing values in modern-day Russia // Journal of Social and Personal Relationships. 1995. № 1. Vol. 12. P. 132-138. (В соавторстве с P. Гудвином).

11. Collective historical memory about events in the Second World War // Psychology in a changing Europe: Conference booklet. Banska Bystrica, 1995. P. 22.

12. The Perestroika of the Family? Gender and Occupational Differences in Family Values in Modern Day Russia // Sex Roles. 1995. № 5/6. Vol. 32. P. 337-351. (В соавторстве с P. Гудвином).

13. О созидательных функциях исторической памяти // Культура и творчество. Тверь, 1995. С. 38-45.

14. Collective historical memoiy about the events of World War II // Psychology in a changing Europe: The first east-west conference in general psychology: Proceeding. Banska Bystrica, 1995. P. 87-89.

15. Историческая психология и литературоведение: возможности и перспективы взаимодействия // Филологические науки. 1995. № 3. С. 3-13. (В соавторстве с И.В. Карташовой и Л.Е.Семеновым).

16. Les représentations sociales sur des événements historiques: le cas de la Deuxième Guerre Mondiale- Résumé // Résumés de la Troisième conférence international sur les représentations sociales. Aix-en-Provence, 1996. P. 67.

17.Историческая психология и литературоведение: возможности и перспективы взаимодействия // Художественная литература в социокультурном контексте: Поспелове кие чтения. М.: Диалог-МГУ, 1997. С. 167-178. (В соавторстве с И.В. Карташовой и J1.E. Семеновым)

18. Glasnost and the Art of Conversation: A Multilevel Analysis of Intimate Disclosure Across Three Former Communist Cultures // Cross Cultural Psychology 1999. V. 30. N 1. P. 72-90. (В соавторстве с P. Гудвином).

19. Социальные представления о демократии и их отражение в современной российской прессе // Социально-психологические исследования. Вып. 1. Тверь, 1999. С. 3-10 (В соавторстве с М.К.Чупасовой).

20. Социальные представления о демократии // Социальная психология-XXI век. Т. 1. Ярославль, 1999. С. 189.

21. Social representation about psychologist's personality // Actes de la 5e Conférence internationale sur les Représentations sociales. Représentations sociales: Construction nouvelles. Montréal, 2000. P. 40-43. (В соавторстве с И.Г.Сизовой).

22. Социальное представление - понятие и концепция: итоги последнего десятилетия // Психологический журнал. 2001. Т. 22. № 6. С. 3947.

23. Les représentations sociales sur la démocratie en Russie d'aujourd'hui // Les représentations sociales: Des méthodes de recherche aux problèmes de société. Québec: Outremont, 2001. P. 453-465. (в соавторстве с M.K. Чупасовой).

24. Социальные представления менеджеров среднего звена и специалистов об организационных изменениях на промышленном предприятии // Современные проблемы психологии управления: Сборник научных трудов / Отв. ред.: Т.П. Емельянова, АЛ. Журавлев, Г.В. Телятников. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2002. С. 241257. (В соавторстве с Я.А. Маташковой).

25. Social Representations of democracy in Russia during the past decade // Focus Eastern Europe: Psychological and Social Determinants of Behaviour in the Transition Countries / Ed. by Uwe Hentschel & Leonid Bur-latchuk. Innsbruck: Studien-Verlag, 2001. P. 93-109 (В соавторстве с П. Алленом).

26. Коллективная память о событиях Великой Отечественной войны (в двух социокультурных группах) // Культура мира: перспективы на рубеже XXI века: Материалы Международной научной конференции. Тверь, 12-14 апреля 2001 года. Тверь, 2001. С. 110-112.

27. V Международная конференция «Социальные представления: новые структуры» // Психологический журнал. 2001.Т. 22. № 2. С. 133-134.

28. Social support in a changing Europe: An analysis of three post-Communist nations // European Journal of Social Psychology. 2001, N 31. P. 379-393. (в соавторстве с P. Гудвином).

29. Collective memory about events of the Second World War (in two cultural groups) // IACCP Fifth European Regional Congress. Winchester, UK. July 7-11,2001. P. 30.

30. Социальное представление как инструмент коллективной памяти (на примере воспоминаний о Великой Отечественной войне) // Психологический журнал. 2002. Т. 23. № 4. С. 56-66.

31. Les représentations sociales des événements historiques: le cas de la Deuxième guerre mondiale // La mémoire sociale, identités et représentations sociales / S.Laurens et N.Roussiau (Eds.). Rennes: PUR, 2002. P. 139-150.

32. Коллективная память и социальные представления // Социально-психологические исследования: Сборник научных трудов. Вып.2. Тверь. 2002. С. 3-10.

33. Отношение к власти в социальных представлениях россиян // Социально-психологические исследования: Сборник научных трудов. Вып.2. Тверь. 2002. С. 16-22.

34. Fatalism, social support and mental health in four former soviet cultures // Personality and social psychology bulletin. 2002. V. 28. N 9. P. 11661171. (В соавторстве с P. Гудвином).

35. Psychologist's personality in social representations // http://www.unites.uqam.ca/geirso (2003).

36. Анализ исторических аспектов политического сознания // Ежегодник Российского психологического общества: Материалы 3-го Всероссийского съезда психологов. 25-28 июня 2003 года: В 8 т. СПб., 2003. Т. 3. С. 231-235.

37. Историко-научный анализ современной кросскультурной психологии // Социально-психологические исследования. Вып.З. Тверь,

2003. С.3-28.

38. Исследование элементов коллективной памяти в структуре политического сознания // Актуальные проблемы психологической науки. Тверь, 2003. С. 3-8.

39. Проблемы культурной динамики в контексте смены идейных парадигм (заметки социального психолога) // Культура и политика. Тверь, 2004. С. 31-37.

40. Кросскультурная психология: проблемы и тенденции развития // Психологический журнал. 2004. Т. 25. № 1. С. 61-69.

41. Конструкционизм в социальной психологии: истоки и перспективы // Психология на пути к пониманию человека и социума. Тверь,

2004. С. 11-17.

42. Социальные представления о женщине — научном работнике //

2005. http//geniemarina.narod.ru/statstat2.html. (В соавторстве с М.А. Щавелевой).

43. L'espace des représentations de l'économie et du politique en Russie après la perestroïka // Bulletin du Centre de Recherches en Psychologie (CRPSY), L'UBO. Brest. 2005. № 12. P. 15-32.

44. О некоторых социально-психологических закономерностях конструирования экономических представлений большими социальными группами // Социально-психологические исследования. Вып. 4. Тверь, 2005. С. 32-38.

45. Концепция социальных представлений и дискурсивная психология // Психологический журнал. 2005. Т. 26. № 5. С. 16-25.

Подписано в печать 22.09.2006. Формат 60x84 'Дб. Бумага типографская. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2,5. Тираж 125 экз. Заказ 292.

Издательство «Научная книга». Россия, 170033, г. Тверь, ул. Фадеева, д. 27. Тел. (4822) 36-63-65.

ВВЕДЕНИЕ.

1 ОБЗОР ОБЛАСТИ ПРИМЕНЕНИЯ ГРАФОВ, МЕТОДОВ ИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ОБРАБОТКИ В КОМПЬЮТЕРНЫХ СИСТЕМАХ. ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ.

1.1 Использование графов в компьютерных системах.

1.2 Области использования неоднородных графовых структур.

1.3 Общие сведения.

1.4 Основные методы описания структуры графов.

1.4.1 Описание структуры текстовых документов.

1.4.2 Описание структуры XML документов.

1.4.3 Другие методы описания структуры графов.

1.4.4 Описание структуры внутрипрограммного представления графов.

1.4.4.1 Объектно-ориентированное представление данных.

1.4.4.2 Гомогенное представление графа.

1.4.4.3 Гетерогенное представление графа.

1.4.4.4 Использование описания структуры текстового, XML или другого внепрограммного представления данных для описания структуры внутрипрограммного представления.

1.4.4.5 Описание структуры внутрипрограммного представления графов на специализированных языках

1.5 Необходимые возможности языка описания структуры графов.

1.5.1 Синтаксис языка.

1.5.2 Типизация элементов структуры данных.

1.5.3 Поддержка жизненного цикла графа.

1.5.4 Определение операций над графами.

1.5.5 Модульность описания структуры графов.

1.5.6 Требования к инструментальной поддержке.

1.6 Постановка задачи.

2 ЯЗЫК ОПИСАНИЯ ГРАФОВЫХ СТРУКТУР TREEDL.

2.1 Синтаксис языка.

2.2 Типы данных.

2.2.1 Типы вершин.

2.2.2 Предопределенные типы.

2.2.3 Перечислимые типы.

2.2.4 Пользовательские типы.

2.2.5 Типовые выражения.

2.2.6 Поддержка жизненного цикла графа.

2.2.7 Дополнительная декларативная информация.

2.2.8 Пользовательский код.

2.2.8.1 Ограничения на значение отдельного поля.

2.2.8.2 Ограничения на совокупность значений полей.

2.2.8.3 Синтезируемые атрибуты.

2.2.8.4 Поля с отложенным вычислением значения.

2.2.8.5 Поддержка нескольких целевых языков программирования.

2.2.9 Наследование типов вершин.

2.3 Модули.

2.4 Операции над графом.

2.4.1 Определение операций над графом.

2.4.2 Расширение определения операций.

2.5 Пример использования языка ТиееБЬ для описания графовой структуры -описание структуры абстрактного синтаксиса грамматики.

2.6 Общая схема трансляции.

2.7 Основные результаты главы.

3 ИНСТРУМЕНТАЛЬНАЯ ПОДДЕРЖКА ЯЗЫКА ТЯЕЕРЬ.

3.1 Анализатор языка.

3.2 Открытая платформа для обработки языка TreeDL.

3.3 Запуск инструмента из командной строки.

3.4 Интеграция со средой разработки Eclipse.

3.5 Общая структура библиотеки АТР.

3.6 Общая структура инструмента treedl.

3.7 Основные результаты главы.

4 АПРОБАЦИЯ ЯЗЫКА TREEDL.

4.1 Транслятор исполнимого подмножества языка спецификации RSL в процедурный язык PROTEL.

4.2 Транслятор спецификационного расширения языка Java.Ill

4.3 Транслятор спецификационного расширения языка с#.

4.4 Модуль интеграции транслятора спецификационного расширения языка со средой разработки.

4.5 Генератор тестов на основе моделей.

4.6 Открытый анализатор языка Java для специализированной обработки и расширения языка.

4.7 Основные результаты главы.

Общая характеристика работы

Графы являются естественным и наглядным средством представления сложных структур. Это позволяет широко использовать их в компьютерных системах при решении различных задач. Во многих из этих задач графы используются для представления данных неоднородной структуры. К таким задачам относятся представление деревьев абстрактного синтаксиса программ в трансляторах языков программирования, описание структуры и обработки объектных моделей документов, обработка сложных структур данных предметной области в прикладных задачах и т.п.

Хорошо исследованы методы решения широкого класса задач на графах, изучены алгоритмы обработки графов, обеспечивающие эффективное решение этих задач. Однако для успешного решения задач на графах необходим не только правильный выбор алгоритма, но и такое представление графа в компьютерной системе, которое обеспечивает эффективную реализацию выбранного алгоритма обработки графа.

Алгоритм оказывает наибольшее влияние на эффективность решения задачи, а представление графа и способ реализации алгоритма определяют трудоемкость реализации и сопровождения. Естественно, возникает необходимость создания таких методов представления графов и реализации операций над ними, которые облегчают разработку и сопровождение программ, использующих графовые структуры данных.

Особенно важны такие методы при работе с графами, используемыми для представления неоднородных данных. Структура таких графов также может быть неоднородна и нагружена дополнительной информацией. Обеспечение заданной структуры графа и поддержание соответствия между структурой графа и определениями операций над ним в процессе разработки и развития программы является одной из основных задач методов представления графов и реализации алгоритмов их обработки.

Существуют различные виды представления данных - внепрограммные (текстовое, XML, графическое представления, базы данных и т.п.) и внутрипрограммное. Внутрипрограммное представление является основным при обработке данных. Для описания структуры данных внутри программы используются языки программирования общего назначения. Однако возможностей языков общего назначения часто недостаточно для адекватного описания графовых структур данных и операций над ними. Это затрудняет реализацию и сопровождение, а также негативно сказывается на надежности программных систем, использующих графовые структуры данных.

Таким образом, актуальной задачей является разработка языков, обладающих специализированными возможностями для описания структуры графов и операций над ними.

Цели и задачи работы

Целью диссертационной работы являлась разработка метода описания графовых структур данных, применимого для решения таких задач как представление деревьев абстрактного синтаксиса программ в трансляторах языков программирования, описание структуры и обработки объектных моделей документов, обработка сложных структур данных предметной области в прикладных задачах и т.п.

Для достижения поставленной цели были поставлены следующие задачи:

• Разработка специализированного языка описания структуры графов.

• Реализация инструментальной поддержки этого метода.

• Апробация этого метода и его инструментальной поддержки.

Методы исследования

При решении поставленных задач использовались следующие методы исследования: метод сравнений и аналогий, метод обобщений, методы построения формальных моделей и анализа их свойств.

При решении поставленных задач использовались следующие теории и подходы:

• Методы объектно-ориентированного проектирования использовались как при анализе необходимых возможностей языка описания структуры графов, так и при разработке инструментальной поддержки этого языка.

• Теория контекстно-свободных грамматик использовалась при разработке языка описания структуры графов.

• Компонентный подход к разработке программного обеспечения использовался при реализации расширяемого транслятора языка описания структуры графов.

Научная новизна

В диссертации представлен новый метод описания графовых структур данных, основанный на использовании разработанного автором работы нового специализированного языка TreeDL и расширяемого транслятора этого языка.

Практическая значимость

Практическая значимость работы подтверждается успешным использованием различных версий языка TreeDL для описания структуры деревьев абстрактного синтаксиса программ в 1995-2005 годах в проектах по разработке:

• Транслятора исполнимого подмножества языка спецификации RSL в язык программирования PROTEL, в рамках проекта по тестированию на основе формальных спецификаций ядра операционной системы, выполненного для компании Nortel, Канада.

• Транслятора спецификационного расширения языка Java в сам язык программирования Java, в рамках проекта по созданию инструментов автоматизированной разработки тестов для программ на платформе Java.

• Транслятора спецификационного расширения языка С# в сам язык программирования С# и модели данных, создаваемой с помощью графического интерфейса пользователя, в рамках проекта по созданию инструментов автоматизированной разработки тестов для программ на платформе .NET.

• Генератора тестов на основе моделей в рамках проекта ОТК по созданию методов и инструментов для тестирования оптимизирующих компиляторов.

• Открытого анализатора языка Java в рамках проекта по дальнейшему развитию инструментов автоматизированной разработки тестов для программ на платформе Java.

• Транслятора самого языка TreeDL в языки программирования Java и С#.

Разработанный язык описания структуры данных может использоваться при решении различных задач, в которых используются графовые структуры данных, в частности, при разработке трансляторов языков программирования, при описании структуры и обработки объектных моделей документов, разработке интерфейса пользователя по схеме Model-View-Controller, анализе и обработке моделей и сложных структур данных предметной области в прикладных задачах и т.п.

Апробация работы и публикации

По теме диссертации опубликовано 6 работ, представляющих основные научные результаты диссертации.

Основные положения работы обсуждались на

• семинаре ВМиК МГУ им. М.В.Ломоносова в 1998 году;

• конференции «Технологии Microsoft в научных исследованиях и высшем образовании» в июне 2003 года;

• семинаре ИСП РАН в 2005-2006 годах;

• семинаре ИПМ им. М.В.Келдыша РАН в октябре 2006 года.

Структура и объем диссертации

Диссертация состоит из введения, четырех основных глав, заключения, четырех приложений и списка литературы. Общий объем диссертации составляет 125 страниц. Список литературы содержит 97 наименований.

4.7 Основные результаты главы

В этой главе описан опыт использования различных версий языка описания графовых структур данных TreeDL.

1. При реализации трансляторов языка спецификации RSL и спецификационных расширений языков Java и С# язык TreeDL использовался для описания структуры абстрактного синтаксиса входного языка трансляторов.

2. При реализации модуля интеграции спецификационного расширения языка С# в среду разработки Microsoft® Visual Studio .NET 2003 язык TreeDL использовался для описания модели данных, создаваемой с помощью графического интерфейса.

3. В проекте по разработке генератора тестов на основе моделей язык TreeDL использовался в качестве языка описания моделей.

4. При разработке открытого анализатора языка Java язык TreeDL использовался для описания структуры абстрактного синтаксиса языка Java, которое определяет интерфейс, предоставляемый анализатором языка.

По результатам этой главы опубликованы работы [89,92,93,94,95,97].

Количественные оценки использования языка описания графовых структур в перечисленных проектах сведены в таблицу на рис. 52.

Проект Размер проекта, строк кода Размер описания на языке TreeDL, строк кода Размер кода, сгенерированного по описанию на языке TreeDL, строк кода Доля подсистемы, описанной на языке TreeDL, % Сокращение ручной работы, сгенерированные строки / рукописные строки

Транслятор языка RSL (4.1) 40000 1000 10000 25 10

Транслятор спецификационного расширения языка Java (4.2) 72000 1500 22000 30 15

Транслятор спецификационного расширения языка С# (4.3) 105000 3000 19000 18 6

Открытый анализатор языка Java (4.6) 30000 1200 14000 47 12

Транслятор языка TreeDL (3) 19880 600 3100 15 5 рис. 52. Количественные оценки использования языка TreeDL

Заключение

В диссертационной работе получены и выносятся на защиту следующие основные новые научные и практические результаты:

• Предложен новый метод описания графовых структур данных, применимый для решения таких задач как представление деревьев абстрактного синтаксиса программ в трансляторах языков программирования, описание структуры и обработки объектных моделей документов, обработка сложных структур данных предметной области в прикладных задачах и т.п. Метод основан на использовании языка TreeDL и его расширяемого транслятора, которые разработаны автором.

• Предложен новый специализированный язык TreeDL для описания графовых структур данных и определения операций над ними. Возможности этого языка превосходят возможности существующих аналогичных языков.

• Разработана инструментальная поддержка языка TreeDL, которая включает в себя расширяемый транслятор и модуль интеграции со средой разработки на платформе Eclipse.

Выносимые на защиту результаты опубликованы в работах [9,89,92,98,99].

В ходе работы над диссертацией были реализованы следующие программные модули:

• Библиотека компонентов АТР, облегчающая создание инструментов обработки специализированных языков.

• Инструмент treedl, который осуществляет анализ и обработку описания графовых структур и определений операций над ними, в том числе их трансляцию в используемый язык программирования.

• Модуль интеграции языка TreeDL с популярной средой разработки на платформе Eclipse.

Практическая ценность предложенного языка и инструментов доказана успешным применением в пяти промышленных проектах.

Разработанный метод описания структуры графов может использоваться при решении различных задач, в которых используются графовые структуры данных, в частности, при разработке трансляторов языков программирования, в задачах описания структуры и обработки объектных моделей документов, анализе и обработке моделей и сложных структур данных предметной области в прикладных задачах.

Благодарности

Эта работа возникла в рамках создания инструментальной поддержки технологии тестирования UniTESK, разрабатываемой в группе RedVerst Института Системного Программирования РАН. Автор выражает признательность своим коллегам, которые участвовали в апробации языка TreeDL, за энтузиазм, терпение и массу важных замечаний. Автор особо благодарен

• А.С.Косачеву, помог более широко взглянуть на проделанную работу;

• А.А.Монахову за отличные идеи по развитию языка;

• С.А.Зеленовой и С.В.Зеленову за расширение области применения языка;

• М.В.Архиповой за прототип, послуживший основой для реализации модуля интеграции языка TreeDL со средой разработки на платформе Eclipse.

1. Д.Кнут, Исскуство программирования, том 1, Основные алгоритмы, Вильяме, 2000.

2. А.Ахо, Дж.Хопкрофт, Дж.Ульман, Структуры данных и алгоритмы, М.:Вильямс, 2001.

3. В.Н.Касьянов, В.А.Евстигнеев, Графы в программировании: обработка, визуализация и применение, СПб.: БХВ-Петербург, 2003.

4. В.А.Емеличев, О.И.Мельников, В.И.Сарванов, Р.И.Тышкевич, Лекции по теории графов, М.: Наука, 1990.

5. Р.Дистель, Теория графов, Новосибирск, Изд-во ИМ СО РАН, 2002.

6. M.A. Посыпкин, Применение формальных методов для тестирования компиляторов, Диссертация на соискание ученой степени к.ф.м.н., М., 2004.

7. М.В. Архипова, Генерация тестов для семантических анализаторов. Препринт ИСП РАН, 2005.

8. A.B. Демаков, С.В.Зеленов, С.А. Зеленова, Генерация тестовых данных сложной структуры с учетом контекстных ограничений, Труды ИСП РАН, т. 9, 2006.

9. O.Kenneth Slonneger, Barry L. Kurtz, Formal Syntax and Semantics of

10. Programming Languages: A Laboratory Based Approach, Addison-Wesley, 1995.

11. Visual Language Research Bibliography,http://web.engr.oreqonstate.edu/~burnett/vpl.html

12. A.Axo, Р.Сети, Дж.Ульман, Компиляторы: принципы, технологии и инструменты. М.: Издательский дом "Вильяме", 2001.

13. В. А. Серебряков, М. П. Галочкин, Основы конструирования компиляторов, Едиториал УРСС, 2001.http://www.citforum.ru/programming/theory/serebryakov/

14. F. Pfenning, С. Elliot, Higher-order abstract syntax, Proceedings of the ACM SIGPLAN 1988 conference on Programming Language design and Implementation, 1988. http: //www.cs.cmu.edu/~fp/papers/pldi88 .pdf

15. W3C Extensible Markup Language (XML), http://www.w3.org/XML

16. W3C XML Schema, http://www.w3.org/XML/Schema

17. RELAXNG, http://relaxng.org

18. Eddie Robertsson, Combining RELAX NG and Schematron,http://www.xml.com/pub/a/2004/02/11/relaxtron.html

19. UML™ Resource Page, http: //www.umi.orq

20. Буч Г., Объектно-ориентированный анализ и проектирование с примерами приложений на С++, Бином, 2001.

21. Мейер Б., Объектно-ориентированное конструирование программных систем, Интуит.ру, 2005.

22. Грэхем И., Объектно-ориентированные методы. Принципы и практика, 3-е издание, Вильяме, 2004.

23. James Gosling, Bill Joy, Guy Steele, Gilad Bracha, The Java™Language Specification (ThirdEdition), Addison-Wesley Professional, 2005.

24. Standard ECMA-334 C# Language Specification Third edition (June 2005) http://www.ecma-international.org/publications/standards/Ecma-334.htm

25. Джон Влиссидес, Ральф Джонсон, Ричард Хелм, Эрих Гамма, Приемы объектно-ориентированного проектирования. Паттерны проектирования. Питер, 2003.

26. ANTLR: ANother Tool for Language Recognition, http://www.antlr.org31 .Terence Parr, Translators should use tree grammars, 2004.http://www.antlr.org/article/11005698Q9276/use.tree.grammars.tml

27. D.H.H. Ingalls. A simple technique for handling multiple polymorphism. In Proceedings of the ACM Conference on Object-Oriented Programming Systems, Languages and Applications (OOPSLA '86), 1986.http://portal.acm.org/citation.cfm?id=28732

28. Joost Visser, Visitor Combination and Traversal Control, OOPSLA'Ol, Tampa Florida USA, 2001. http: //portal. acm. org/citation.cfm?id=504 302

29. Richard P. Gabriel and Linda DeMichiel, The Common Lisp Object System: An Overview, ECOOP'87, June 1987.

30. C.Chambers, Object-oriented multi-methods in Cecil. ECOOP '92, Utrecht, The Netherlands, 1992.ftp://ftp.cs.Washington.edu/homes/chambers/cecil-oo-mm.ps.Z

31. The MultiJava Project, http: //multij ava. sourceforqe. net

32. The Nice programming language, http: //nice, sourceforge.net

33. Etienne M.Gagnon, Laurie J.Hendren, SableCC, an Object-Oriented Compiler Framework, McGill University, Quebec, Canada, 1998. http: //sablecc.org

34. JavaCC, https: / / j avacc.dev.j ava.net

35. Bindmark, https://bindmark.dev.java.net

36. Hibernate, http://www.hibernate.org

37. J.Grosch, Ast a generator for abstract syntax trees. Report 15, GMD, Karlsrue,1990. http://www.cocolab.com/en/cocktail.html#Ast

38. GnAST, http://czt.sourceforge.net/documentation.html#gnast

39. R.Weatherley, Treecc: An Aspect-Oriented Approach to Writing Compilers, Free Software Magazine, Issue 2,2001.http://www.southern-storm.com.au/treecc.html

40. C. van Reeuwijk, Tm: a Code Generator for Recursive Data Structures. Software Practice and Experience 22(10), 1992.http://www.es.vu.nl/~reeuwij k/software/Tm/spe92.ps.gz-129

41. C. van Reeuwijk, Rapid and Robust Compiler Construction Using Template-Based Metacompilation, In Proceedings of the 12th International Conference on Compiler Construction, 2003.http://www.pds.ewi.tudelft.nl/pubs/papers/cc2003.pdf

42. GNU M4 macro processor, http://www.qnu.orq/software/m4/

43. W3CXSLTransformations (XSLT), http://www.w3.orq/TR/xsit

44. The extensible Java pre-processor EPP,http:I/staff.aist.qo.jp/y-ichisugi/epp/55.0MG IDL Syntax and Semanticshttp://www.omg.org/cgi-bin/doc?formal/02-06-39

45. John Levine, Tony Mason, Doug Brown, lex &yacc, Second Edition, O'Reilly, 1992.

46. Gilad Bracha, Pluggable Type Systems, OOPSLA'04 Workshop on Revival of Dynamic Languages, 2004. http://bracha.orq

47. Manuel Fähndrich K. Rustan M. Leino, Declaring and Checking Non-null Types in an Object-Oriented Language, OOPSLA'03, Anaheim, California, USA, 2003.http://research.microsoft.com/~leino/papers/krmll09.pdf

48. Adrian Birka, Michael D. Ernst, A Practical Type System and Language for Reference Immutability, OOPSLA'04, Vancouver, British Columbia, Canada, 2004.http://www.set.ethz.ch/teachinq/ws2004/semspecver/papers/ernst-ref-immutability-oopsla2004.pdf

49. Matthew S. Tschantz, Michael D. Ernst, Javari: Adding Reference Immutability to Java, OOPSLA'05, San Diego, California, USA, 2005.http://pag.csail.mit.edu/~mernst/pubs/ref-immutability-oopsla2005.pdf

50. John Boyland, Why we should not add readonly to Java (yet), 2005. http://www.cs.ru.nl/ftfjp/2005/Boyland.pdf

51. The TXLProgramming Language, http://www.txl.ca

52. J.Grosch, Puma-A Generator for the Transformation of Attributed Trees, technical report 26, GMD, Karlsruhe, 1991.http://www.cocolab. com/en/cocktail.html#Puma

53. Terence Parr, Enforcing Strict Model-View Separation in Template Engines, WWW2004, New-York, NY, USA, 2004. http: //www. stringtemplate. org

54. Warwick B. Mugridge, John Hamer, John G. Hosking, Multi-Methods in a Statically-Typed Programming Language, OOPSLA'91, New York, NY, 1991. http://portal.acm.org/citation.cfm?id=679202

55. Craig Chambers and Gerry T. Leavens. Typechecking and Modules for Multi-Methods, OOPSLA'94,1994.ftp://ftp.cs.Washington.edu/homes/chambers/mmtc.ps.Z

56. Todd Millstein, Craig Chambers, Modular Statically Typed Multimethods, ECOOP'99, Lisbon, Portugal, 1999.http://www.ifs.uni-linz.ac.at/~ecoop/cd/papers/1628/1628027 9.pdf

57. Gerald Baumgartner, Martin Jansche, Konstantin Laufer, Half & Half: Multiple Dispatch and Retroactive Abstraction for Java, 2002.

58. Erik Ernst. Family polymorphism. In Jorgen Lindskov Knudsen, editor, ECOOP 2001 Object-Oriented Programming, LNCS 2072, pages 303-326, Heidelberg,

59. Germany, 2001. Springer-Verlag.http://portal.acm.org/citation.cfm?id=680013

60. Kim B. Bruce. Some challenging typing issues in object-oriented languages. In Electronic notes in Theoretical Computer Science, volume 82(8), 2003.http://citeseer.ist.psu.edu/bruce03some.html

61. P. Jolly, S. Drossopoulou, C. Anderson, and K. Ostermann. Simple Dependent

62. Types: Concord (FTfJP accepted version). April 2004. URLhttp://myitcv.org.uk/papers/concord04.html.http://citeseer.ist.psu.edu/article/jolly04simple.html

63. Nathaniel Nystrom, Stephen Chong, and Andrew C. Myers. Scalable extensibility via nested inheritance. OOPSLA'04, Oct. 24-28, Vancouver,British Columbia,Canada, 2004.http://citeseer.ist.psu.edu/nystrom04scalable.html

64. М.Фаулер, Рефакторинг: улучшение существующего кода, СПб: Символ-плюс, 2005.

65. The Program Transformation Wiki,http://www.program-transformation.org

66. К.Чарнецки, У.Айзенекер, Порождающее программирование: методы, инструменты, применение, СПб: Питер, 2005.

67. Jack Herrington, Code Generation in Action, Manning Publications, 2003.

68. J.Bloch. Effective Java Programming. Addison-Wesley, Reading, Massachussetts, 2001

69. Tim Lindholm, Frank Yellin, The Java™ Virtual Machine Specification (2nd Edition), Addison-Wesley Professional, 1999.

70. JavaBeans Technology, http: // java. sun. com/products/j avabeans/

71. B.Stroustrup, The С++ Programming Language, Special Edition, Addison-Wesley, 2000.

72. Eclipseplatform, http://eclipse.org

73. GNU Make, http://www.gnu.org/software/make/.

74. Richard M. Stallman, Roland McGrath and Paul D. Smith, GNU Make: A Program for Directing Recompilation, Free Software Foundation, 2004.

75. The Apache Ant Project, http: //ant. apache. org.

76. Jesse E. Tilly, Eric M. Burke, Ant: The Definitive Guide, Second Edition, O'Reilly, 2005.

77. Apache Maven Project, http//maven. apache .org.

78. Vincent Massol, Jason van Zyl, Better Builds with Maven, Mergere, 2006.

79. А.Демаков, Исполнимое подмножество языка спецификации и его трансляция. Приложения системного программирования: Вопросы кибернетики, Научный совет по комплексной проблеме «Кибернетика» РАН, Москва, 1998, вып.4,17-28.

80. The RAISE Language Group. The RAISE Specification Language. The BCS Practioner Series. Prentice Hall, 1992.

81. D.G.Foxall, M.J.Joliat, R.F.Kamel, J.J.Miceli, PROTEL: A High Level Language for Telephony, Proc. 3rd Intl. Computer Software & Applications Conf. (November 1979), pp. 193-197.

82. B. Bourdonov, A. V. Demakov, A. A. Jarov, A. S. Kossatchev, V. V. Kuliamin, A. K. Petrenko, and S. V. Zelenov. Java Specification Extension for Automated Test Development. Proceedings of PSI'01. LNCS 2244, pp. 301-307. SpringerVerlag, 2001.

83. А.Демаков, Применение технологии UniTesK для тестирования .NET компонентов, доклад на конференции Технологии Microsoft в научных исследованиях и высшем образовании, Москва, 15-17 июня 2003.

84. С.В. Зеленов, С.А. Зеленова, А.С. Косачев, А.К. Петренко. Генерация тестов для компиляторов и других текстовых процессоров, Программирование, Москва, 2003.

85. V. Kuliamin, А. К. Petrenko. Applying Model Based Testing in Different Contexts. Proc. of Seminar on Perspectives on Model Based Testing, Dagstuhl, Germany, September 2004.

86. TreeDL home page http://treedl.sf.net

87. Е.Корныхин, Генерация структурных тестов с использованием логического программирования, дипломная работа, ВМиК МГУ, кафедра СП, 2006.

88. А.Демаков, Язык описания абстрактного синтаксиса TreeDL и его использование, Препринт ИСП РАН, №17,2006.

89. Демаков А.В. TreeDL: язык описания графовых структур данных и операций над ними. Вычислительные методы и программирование, Том 7,2006.